Сад Рамы
Шрифт:
— Вы хотите сказать, что разумные существа способны эволюционировать в вакууме? Неужели такое возможно?
— Атмосферный шовинизм, — ответил Орел. — Подобно всем на свете, вам кажется, что способы существования жизни ограничены привычными для вас условиями.
— А сколько космоплавающих рас населяет нашу Галактику? — помедлив, спросил Ричард.
— Именно на этот вопрос мы должны ответить, когда завершится наша работа. Вспомните: в галактике Млечного Пути более сотни миллиардов звезд. Чуть более чем у четверти их существуют планетные системы. Даже если только одна звезда из миллиона
Повернувшись, Орел поглядел на Ричарда и Николь.
— Число космоплавателей в Галактике, как и плотность их в любой конкретной области, относится к информации третьего уровня. Могу только сказать, что в Галактике существуют плотно заселенные зоны, где космоплавающие расы встречаются даже чаще, чем у одной звезды из каждой тысячи.
Ричард присвистнул.
— Здорово, — сообщил он Николь. — Получается, что породившее нас эволюционное чудо локального масштаба — вещь совершенно обычная во Вселенной. Конечно, мы уникальны, ибо едва ли этот процесс мог повториться где-нибудь еще во всех подробностях. Но нас выделяет способность, присущая лишь нашему виду, а именно: умение моделировать свой собственный мир, понимать его, составляя нераздельную часть, и этой способностью, выходит, наделены тысячи видов — ведь без нее они не смогли бы стать космопроходцами.
Николь была в смятении. Она вспомнила аналогичный момент, испытанный ею на Раме в фотоархиве октопауков. Тогда ей пришлось постигнуть невообразимые просторы Вселенной через информационный процесс. И теперь она снова поняла: вся совокупность человеческих знаний, все, что когда-либо могли испытать и понять отдельные люди, не более чем песчинка посреди огромного взморья, если назвать таким словом все познания разумных существ во Вселенной.
5
Их кораблик-челнок остановился в нескольких сотнях километров от Ангара. Это сооружение имело странную форму: днище было совершенно плоским, но стены и потолок вздувались пузырями. В Ангаре были три верфи — в каждом конце и Посредине, — снаружи похожие на купола. Над днищем они возвышались километров на шестьдесят-семьдесят. Между верфями крыша опускалась пониже — до восьми или десяти километров над уровнем основания, поэтому сверху Ангар напоминал спину какого-то трехгорбого верблюда, если можно представить себе подобное животное.
Орел, Николь и Ричард остановились, чтобы поглядеть на корабль-морскую звезду; по словам Орла, это судно прошло реконструкцию и было готово к следующему путешествию. Едва «морская звезда» появилась из левого горба, этот корабль, казавшийся небольшим по сравнению с Ангаром или Рамой, — впрочем, от его центра до конца любого из лучей было почти десять километров, — немедленно начал крутиться. Он держался километрах в пятнадцати и прямо на глазах наблюдателей его скорость вращения возросла до десяти оборотов в минуту. Как только вращение стабилизировалось, «морская звезда» двинулась влево.
— Итак, из всей вашей серии остался один только Рама, — проговорил Орел. — Огромное колесо, бывшее впереди всех на Вокзале, отправилось в путь четыре месяца назад. Потребовались минимальные переделки.
Ричард хотел задать вопрос, но сдержался. По дороге от Узла он успел убедиться, что Орел охотно делится лишь той информацией, которую им разрешено знать.
— Рама — дело другое, — продолжил Орел. — Столько сложностей, не знаем, когда и закончим.
Кораблик-челнок приблизился к правому краю купола, по поверхности которого — на отметке пять часов, если видеть в нем циферблат — замигали огни. Приглядевшись внимательнее, Ричард и Николь заметили, что там открылись маленькие дверцы.
— Вам понадобятся скафандры, — сказал Орел. — Чтобы создать в таком огромном сооружении переменные условия, потребовалось бы истинное техническое чудо.
Николь и Ричард оделись, пока их суденышко приближалось к причалу, весьма похожему на тот, что остался в транспортном центре.
— Вы меня слышите? — Орел опробовал систему связи.
— Прием, — отозвался Ричард уже из-под шлема. Они с Николь переглянулись и расхохотались, вспоминая дни, проведенные в качестве космонавтов экспедиции «Ньютон».
Орел вел их по длинному и широкому коридору. В конце его пришлось повернуть направо, и через дверь они вышли на просторный балкон, в десяти километрах над полом верфи, который даже немыслимо было представить. У Николь ослабли колени, когда она заглянула в эту гигантскую пропасть. Невзирая на невесомость, двое людей невольно испытали приступ головокружения. Они разом отвернулись и, поглядев друг на друга, попытались понять увиденное.
— Впечатляющее зрелище, — прокомментировал Орел.
«Какая колоссальная недооценка», — подумала Николь, прежде чем осторожно опустить глаза к вселяющим трепет просторам. На этот раз она вцепилась в перила ладонями.
На верфи под ними располагался весь Северный полуцилиндр Рамы начиная от шлюза, к которому причалил «Ньютон», включая Центральную равнину вплоть до берегов Цилиндрического моря. Но ни раманского Нью-Йорка, ни самого моря не было видно; похоже, верфь могла вместить целиком американский штат Род-Айленд.
Чаша и кратер северной оконечности Рамы оставались прежними, включая внешнюю оболочку. Эти сегменты Рамы находились справа от Ричарда, Николь и Орла. Впереди на поручнях платформы было размещено с дюжину телескопов с различной разрешающей способностью; они позволяли видеть три ребра того самого зонтика с тридцатью тысячами ступеней, по которым можно было спуститься или подняться на Центральную равнину Рамы.
Остальные участки Северного полуцилиндра были разобраны и лежали перед людьми отдельными, непосредственно не связанными частями, выдерживая тем не менее нужную ориентацию. Каждая деталь имела в поперечнике от шести до восьми квадратных километров, и ее края поднимались над полом, соответствуя изгибу обшивки.
— Так легче работать, — пояснил Орел. — Когда мы закончим сборку цилиндра, трудно будет внести или вынести инструменты.
В телескопы Ричард и Николь могли видеть, что на двух различных участках Центральной равнины работа кипит. Роботов, сновавших взад и вперед по полу верфи, нельзя было даже пересчитать. Сложно было понять, какие работы производятся внизу. Человечество не смело даже мечтать о подобных масштабах в технике.