Сад сходящихся троп, или Спутники Иерофании. Вторая связка философических очерков, эссе и новелл
Шрифт:
«Солнце познания некогда снова взойдёт в зенит свой: и, свившись в кольца, будет лежать в его свете змея вечности – тогда настанет ваше время, о полуденные братья»
В поиске смысла понятия времени
«Спутники Иерофании» (иерофания = священнодейство) – второй сборник эссе, очерков и остросюжетных новелл, в основном написанных в последний год, но сосредоточенных теперь на метафизической проблематике времени, которую пытались разрешить многие философские школы от платоников, неоплатоников до экзистенциалистов, приходя зачастую к неявным и смутным толкованиям этого основного понятия диалектики. Как и в прощлый раз, жанровый характер «связки» наиболее приемлем в этом отношении: он как бы скрепляет поперечным жгутом, коим выступает теперь последнее эссе, посвященное отцу классической европейской алхимии Зосиме Панополитанскому, гереметическому мастеру поздней античности
Герои новой «связки» – безвременно ушедшие уже в наше время замечательные деятели русской культуры Владимир Прусаков и Андрей Никитин, выдающийся французский естествоиспытатель и разведчик Жан-Батист Бори де Сен-Венсан, открывший в начале XIX столетия один доселе неизвестный ветхозаветный апокриф, командарм Филипп Миронов, алхимик и основатель общества Цепь Мириам Джулиано Креммерц, Эммануил Сведенборг, Исаак Ньютон, Владимир Высоцкий, Хорхе Луис Борхес и его вдова Мария Кодама…
В своем великолепном рассказе «Сад расходящихся тропок» из одноименого сборника от 1941 года Хорхе Луис Борхес показал пример нам художественного восприятия экстенсивного времени. Однако время расходится до определенного предела, а потом начинает снова сжиматься (вряд ли с этим поспорил бы автор рассказа «Вавилонская библиотека», продолжающего идею временной экстенсивности), в чем, на наш взгляд, и заключается его цикличность – тогда тропки в саду истории начинают снова сходиться друг с другом и возникает интенсивное время. Не в этом ли смысл идеи Вечного возвращения, столь близкой религии магов Персии и Фридриху Ницше, и столь невыносимой для
Хорхе Луиса Борхеса: вибрационное колебание времени от экстенсивного к интенсивному. А потому символ нашего сборника и есть древний мистический змей Уроборос, проглатывающий свой хвост в период интенсивного времени и отпускающий его в период экстенсивного времени.
Владимир ТКАЧЕНКО-ГИЛЬДЕБРАНДТ (ПРАНДАУ),
GOTJ KCTJ,
подполковник, военный историк, переводчик
Разминулись: или две несостоявшиеся во времени и пространстве встречи
Памяти безвременно ушедшего 23 мая 2022 года Владимира Викторовича Прусакова
«Я хотел показать, что человек может
восстановить свои связи с жизнью
посредством обновления тех оснований,
на которых зиждется его душа…
Жертвоприношение – это то, что
каждое поколение должно совершить по
отношению к своим детям: принести себя
в жертву».
Два года назад, в бушующее время всем известной болезни, мне довелось переводить с французского на русский язык Практический учебник ясновидения Эммануэля Орланди ди Казамоцца, который занимает особое место в ряду книг, освещающих эзотерическую традицию Запада и Востока, поскольку представляет собой подлинное введение как к паранормальным способностям, «дремлющим» в каждом человеке, так и к совокупности универсальных Планов бытия, откуда исходят вибрации разной частоты и чистоты на уровень нашей земной жизни.
Интересно, что сам автор учебника по происхождению корсиканец, а потому с детства столкнулся с волшебными традициями, поверьями и обычаями, существующими на этом самом романском острове Франции и помнящими еще древнеримскую старину. Последнее и побудило, как выясняется, автора заняться эзотерическими исследованиями. Неслучайно Орланди ди Казамоцца начинает курс своего учебника с удивительного рассказа о человеческом предчувствии, его знаках и символах, разбросанных во внешней по отношению к автору среде. Дальнейшие примеры из жизни удачно вплетены в текст учебника и замечательно подчеркивают повсюду звучащую рефреном мысль исследователя о том, что от предчувствия до ясновидения один шаг. Однако же, какой величины этот шаг? Впрочем, выстраивается и логический ряд, четко заданный Орланди ди Казамоцца. Его последовательность такова: предчувствие или низшая форма ясновидения; субъективное ясновидение, в том числе визионерство; и, наконец, объективное ясновидение, именуемое нами даром пророчества. И вся канва учебника подчинена восхождению от низшего к высшему, завершаясь изложением о проблеме зла, идущей от цивилизации погибшего континента Атлантиды, и знаменательным видением Джейн (Джин) Диксон (Лидия Эмма Пинкерт, 1904–1997), американского экстрасенса и астролога, которая почти за десятилетие предсказала приход к власти в США Джона Кеннеди в 1960 году и его последующее убийство в Далласе в ноябре 1963 года. Неслучайно напрашивается вывод: ясновидящие, подобные Джейн Диксон и Эдгару Кейси, вышли за грань парадигмы предсказательного ясновидения, по существу войдя в пророческие пределы. В связи с этим, необходимо подчеркнуть, что они оба оставались верны своей христианской традиции, ведь Джейн Диксон была практикующей католичкой, а Эдгар Кейси принадлежал к протестантской церкви «Ученики Христа».
Итак, исходя из концепции сверхчувственной духовной сущности Акаши, протяженной памяти Вселенной, в которой заключена ее Мыслеоснова, откуда излучается Первый Логос или выраженная мысль (Мыслеформа), автор умело раскрывает тайные стороны Электромагнетизма и его множественных проявлений, причины всех космических феноменов, особо связанной с ясновидением при помощи хрустального шара, выполняющего своего рода роль электромагнетического отражателя, преломляющего отблески этой вселенской памяти. Задача же ясновидящего в переложении данных полученных из Акаши, персонализируя их в отношении отдельного человека или человеческого коллектива. Чем меньше субъективности несет само переложение, тем более реальная картина разоблачается впереди, о чем, собственно, и повествуется в учебнике. Но надлежит учитывать, что проблематика, порождаемая такими антиномическими и сосуществующими понятиями, как Свобода выбора и Фатальность или Свобода и Карма, нам позволяют понять лишь то, чем они являлись и чем могут быть в жизни человеческого индивида или человеческого сообщества. Задача пророков, как лиц, обретших высший уровень ясновидения, именно в большем выявлении потенциальностей грядущих событий. Для Эммануэля Орланди де Казамоцца, как для приверженца научного подхода, не существует безусловной предопределенности; однако он выявляет накапливающуюся позитивность или негативность Кармы, приводящие к неизбежным последствиям. Его величество случай способен только ускорить или отсрочить наступление неотвратимого, впрочем, всегда находящегося под контролем Божественного Провидения. Обобщая, можно сказать, что именно так вершится Суд истории над цивилизациями, народами, государствами, человеческими сообществами и людьми, ибо верно сказано: «Так как они сеяли ветер, то и пожнут бурю» (Ветхий Завет, Книга Пророка Осии, Глава 8, стих 7). Собственно, в этом, как показывает Орланди ди Казамоцца, нет ничего антинаучного, а все закономерно и в русле древнегреческой диалектики. Но ведь рационально и современное эзотерическое познание, зиждущееся на сих вековечных основаниях. Интересно, что будущее автор Учебника практического ясновидения видит в синтезе традиций двух религий: римского католицизма и буддизма; поскольку последние обладают наибольшими атрибутами теократических и иерократических исповеданий.
Однако частный случай, произошедший со мной и связанный со скоропостижной смертью товарища и соратника, внезапно высветил для меня некоторые грани явления, постепенно сложившиеся в моем сознании в общую картину. Каких красок в ней больше, фатальных или провиденциальных, сказать пока сложно. Хотя, разумеется, по замечательному французскому эзотерическому философу Антуану Фабру д’Оливе гармония на уровне человеческого бытия заключается в равновесии сил необходимости, человеческой воли и божественного промысла, чего, впрочем, никогда не бывает ввиду поврежденного человеческого естества. Но обо всем по порядку. Заранее оговорюсь: я нисколько не притязаю на провидческие заключения, пусть это останется моим видением или видением; оба феномена сближал между собой знаменитый ирландский поэт, драматург и Нобелевский лауреат Уильям Батлер Йейтс (1865–1939), размышляя о том, как ирреальное (трансцендентное) правит реальным и создает его.
Итак, больше двадцати лет тому назад я с великим удовольствием посмотрел фильм «Возвращение Зорро» с Антонио Бандерасом в главной роли (кстати, весьма актуальный и в наши дни в связи с происходящими событиями), из которого мне врезался в память диалог между Хоакином Мурьетой и представителями местной знати на светском приеме, устроенном губернатором, где высказывались мнения о том, что есть добродетель дворянства: позиции разделились коренным образом, – одни считали, что она состоит в обеспечении богатства и безбедного существования дам сердца, другие полагали ее на острие шпаги, и только Хоакин Мурьета (уже наученный Зорро) определил ее в искусстве предвидения и, собственно, обобщения событий, которые с большой долей вероятности при наложении условий могут происходить в человеческой истории, причем как на личностном, так и общественном уровне. Иными словами, действует некая событийная матрица, неизбежная при стечении обстоятельств и способная повторяться в жизни ли государства, или человеческих индивидов. О нечто подобном я некогда прочитал в одном из рассказов русского советского классика Юрия Нагибина, но там летчик гражданской авиации, опасающийся за полеты своей жены, создал на энергетическом уровне подобную матрицу, в которую угодил летевший с ней и многими другими пассажирами самолет: все, к счастью, завершилось благополучно. Но в нашем случае речь идет о раскрытии данных матричных состояний в рамках общей фатальности или кармы, тогда как предвидение исходит из их периодического переживания и, если угодно, излучения. Не стоит впадать в мистический сомнамбулизм Уильяма Батлера Йейтса, искусно приукрашенный словесной эквилибристикой, ведь рациональный язык более уместен для объяснения самых загадочных вещей.
А для этого, что может быть лучше геометрии. Разумеется, Неевклидовой эллиптической геометрии, гласящей по Риману, что две противоположных точки сферы и переходящих в третью могут иметь между собой, а могут и не иметь еще одну условную точку. Собственно, здесь речь идет о вероятности или невозможности того или иного события, отраженного последней точкой, поскольку эллиптическая геометрия, на мой взгляд, языком математических аллегорий отражает тот процесс, который мы именуем временем. Стало быть, оно нелинейно, и эллипс той или иной формой своей кривизны хорошо объясняет идею вечного возвращения по восходящей или нисходящей спирали. Значит, проекция вечного возвращения особо отчетливо выявляется в изгибах или на изломах эллиптического пространства времени, создавая впечатление однажды увиденного и пережитого как на общественном, так и личностном уровне: ничто неново под луной. Однако подобные явления, вписываясь в сферическую геометрию времени, подчинены своей внутренней логике и как бы выстраиваются в звенья одной цепи причинно-следственных связей. Уж во всяком случае, внешне выглядя спонтанными, они внутренне последовательны в своих акциденциях. При тщательном рассмотрении одно отражается в другом, образуя незримую голограмму сплетений фатальности кармы и необходимости. Впрочем, профаническое мировосприятие слабо улавливает аллюзии данной логичности, относя ее к совпадению, положим, двух случайностей. Пространственное время в своем преломлении не учитывается, и все представляется в линейном развитии.