Сад сходящихся троп, или Спутники Иерофании. Вторая связка философических очерков, эссе и новелл
Шрифт:
И подобно тому, как огненная жертва великого магистра Ордена Храма Якова де Моле в 1314 году способствовала возрождению тамплиеров в грядущем под видом сообществ Компаньонажа и Массении Святого Грааля, вплоть до возрождения ордена при герцоге Филиппе Орлеанском в конце XVII-го столетия; точно так же и мирная тихая жертва Андрея Никитина и Владимира Прусакова в дальнейшем послужит делу развития и сохранения отечественной цивилизации и культуры, учитывая масштаб личностей обоих, невзирая на то, что они, как говорилось выше, и недооцененные в нашей стране. Но их смерть, как не парадоксально, явилась, поистине, восстановлением их связи с жизнью, сущим – по слову Андрея Тарковского.
Вот, пожалуй, все то, о чем я размышлял, вспоминая знаменитую розетку Амьенского собора, несущую аллюзию на заполнение пространства гениального русского математика Николая Лобачевского правильными прямоугольными додекаэдрами, в центре которых образуются три разновеликих пентаграммы. Собственно, это и есть символическое отображение пространства времени, лепестки, складки, лабиринты которого высветили для нас пересечение судеб двух замечательных соотечественников – Андрея Никитина и Владимира
«И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (Откр. 21: 1–4).
Обретенная и вновь утраченная библейская книга. История пророка Ламуила
Классический словарь естественной истории в 17 томах.
Замысел его и редактирование принадлежит Жану-Батисту Бори де Сен-Венсану
В 1816 году, когда Франция еще остывала от разгрома великой империи Наполеона Бонапарта, в 1816 году в Льеже вышла книга, которую смело можно отнести к ветхозаветным апокрифическим апокалипсисам, тем паче, что ее тема – судьба Израиля в контексте последних времен истории человечества. Удивительным образом книга эта оказалась связанной с Орденом бедных рыцарей Христа и Храма Соломона, Францией и… Россией. Несколько раз всплывая и даже попадая в руки исследователей, она в итоге была отослана Святому Престолу, чтобы затеряться в огромных библиотечных хранилищах Ватикана. И нам, в общем-то, понятно, почему появление ее перевода на французский язык в Бельгии обошла молчанием и консервативно-католическая, и либеральная критика. Довольно странно и то, что ее не заметили и бельгийские отцы-болландисты, ученая римско-католическая конгрегация, состоящая из членов Общества Иисуса и несколько веков занимающаяся сбором, редактированием и изданием Житий святых, а также новозаветных и ветхозаветных апокрифов и манускриптов. Понятно, что в начале XIX-го столетия монахи-болландисты подверглись гонениям у себя на родине, но продолжали существовать, полностью возродившись стараниями знаменитого французского историка Франсуа Гизо (1787–1874), впоследствии главы правительства Франции, к 1845 году. Кажется, «Ламуил» должен был крайне заинтересовать книжников-болландистов. Совершенно ясно, что монахи знали о выходе в свет этой книги, но по какой-то причине не нарушили молчания, хотя книгу перевел с оригинала и издал французский офицер, ревностный римский католик, являвшийся слишком яркой личностью, когда ссылаться на неизвестность автора уж точно не приходится. К тому же, издание благословил пэр Франции и выдающийся писатель виконт Франсуа Рене де Шатобриан (1768–1848), автор философско-теологического трактата «Гений христианства». Но и его влиятельность и сановный авторитет не смогли пробить заговор согласованного безмолвия вокруг «Ламуила». Очень падкое до разного рода гностико-еретических и апокрифических сочинений англосаксонское франкмасонство тоже никак не увидело новинку. Стало быть, она выбивалась из общей направленности произведений, и в отношении нее сохранялся негласный консенсус непримиримых между собой и католиков, и франкмасонов, когда даже персоны, подобные Шатобриану, не в силах ничего сделать с такого рода общественным согласием. Впрочем, обо всем по порядку.
Итак, полное название этой книги посвященной пэру Франции и виконту Франсуа де Шатобриану: «Ламуэль или Книга Господня. Перевод с древнееврейского манускрипта, извлеченного из некогда имперской библиотеки. Подлинная история Императора Аполлиона и царя Бегемота, переданная пресвятым Духом» (“Lamuel ou le livre du Seigneur, dedie a M. de Chateaubriand, traduction d’un manuscrit hebreu exhume de la bibliotheque ci-devant imperiale. Histoire authentique de l’Empereur Appolyon et du roi Behemot par le tres Saint-Esprit”, Liege et Paris, P. J. Collardin, Freres Michau, in-18°, 232 p.).
Земляк д’Артаньяна молодой офицер Жан-Батист Бори де Сен-Венсан
Что касается переводчика, благодаря которому вышло само библейское повествование, то это Жан-Батист Жорж Мари Женевьев Марселлен Бори де Сен-Венсан – столь же отважный драгунский офицер великой наполеоновской армии, сколь и выдающийся французский ботаник, естествоиспытатель, вулканолог и путешественник; а публикация им «Ламуила» лишний раз подчеркивает, что настоящим военным и ученым всегда необходимо глубокое религиозное осознание своей деятельности. Впрочем, это можно уверенно отнести именно к первой половине жизни Бори де Сен-Венсана, тогда как позднее бравый имперский офицер, следуя веяниям времени, сильно подвергся влиянию либеральных позитивистских идей, ставших господствующими в естественно-научной среде.
Жан-Батист Бори де Сен-Венсан родился 6 июля 1778 года в Ажане, департаменте Ло-и-Гаронна на юго-западе Франции в исторической провинции Новая Аквитания, в семье мелкопоместных дворян Жеро Бори де Сен-Венсана и Мадлен, урожденной де Журну. Отец владел фермой, располагавшейся недалеко от родины знаменитого гасконца д’Артаньяна, где выращивал табак. Другие представители семейства в революционный период и позднее занимались юриспруденцией и адвокатурой в Ажане. Будучи убежденными роялистами, они высказывали крайне-враждебное отношение к новой власти. Во время Террора в 1793 году Бори де Сен-Венсаны подверглись репрессиям и были вынуждены скрываться в Ландах. В 1787 году Жан-Батист учился в коллеже Ажена, а затем в доме своего дяди де Журну-Обера, где и проявились его незаурядные способности к естественным наукам. В 1794 году, уже избрав для себя поприще натуралиста, Жан-Батист Бори де Сен-Венсан (ему едва исполнилось 15 лет) сыграл решающую роль в освобождении замечательного энтомолога Пьера-Андре Латрея, арестованного как римско-католического священника, авантюрным образом подкупив чиновников и вымарав его фамилию из списка заключенных, депортируемых в Бань-де-Кайен во французской Гвиане. Не стоит говорить, чем грозил подобный поступок подростку из роялистской дворянской семьи, если бы его отчаянный план не увенчался успехом. Впоследствии Пьер-Андре Латрей (1762–1833) станет одним из наиболее выдающихся энтомологов своего времени, на протяжении оставшейся жизни являясь старшим другом и профессиональным наставником Жана-Батиста Бори де Венсана. Согласимся, что это яркое отрицание антиномии Моцарт-Сальери, когда талант помогает таланту, что развеивает мифологему, будто даровитый человек всегда одинок. Скорее, согласимся, одиноки злобные Сальери. Свои первые естественно-научные опыты и публикации о них Жан-Батист Бори де Сен-Венсан направлял в Академию Бордо уже с 1796 года, что продолжал делать, уже проходя обучение в Горной школе в Париже у геолога и минералога Деода Грате де Доломьё.
После смерти отца, находясь в весьма стесненных материальных обстоятельствах, Жан-Батист Бори де Сен-Венсан поступил в 1799 году на военную службу благодаря рекомендации своего земляка из Ажена аристократа Жана-Жирара Лаке, графа Сессака, будущего министра военного управления при Наполеоне и пэра Франции. Службу он начинал в чине подпоручика в печально знаменитой Западной армии, прославившейся подавлением Вандейского восстания. В 1794 году этой армией несколько месяцев командовал нормандский дворянин Александр Дюма, отец знаменитого романиста Александра Дюма (впрочем, в бытность выдающегося писателя на Кавказе, его так и величали русские офицеры Сан-Санычем). Став офицером, Жан-Батист Бори де Сен-Венсан искренне проникся бонапартистскими идеалами, которые вскоре успешно отстаивал на полях сражений. Впрочем, его бонапартистские взгляды позднее изрядно пропитались правым либерализмом.
Его первая полноценная научная экспедиция состоялась по рекомендации известного французского зоолога и политика графа Бернара-Жермена де Ласепеде (1756–1825), уроженца Ажена, в 1800 году, когда Жан-Батист Бори де Сен-Венсан получил место штатного ботаника на одном из трех корветов, отправлявшихся в Австралию. Ставший офицером натуралист был назначен на судно, капитаном которого являлся замечательный мореплаватель и картограф Николя Боден (1754–1803), проведший свою короткую, но яркую жизнь во французских заморских территориях от Пондишери до Вест-Индии. После захода на Мадейру, Канарские острова и в Кабо-Верде и уже пересекши мыс Доброй Надежды Жан-Батист Бори де Сен-Венсан покидает судно капитана Николя Бодена из-за внезапного конфликта за столом, о котором-то и вспомнить нечего, и, перейдя на другой корабль, проводит в одиночку (с ограниченными средствами) исследование нескольких островов в морях у побережья Африки: все же авантюризма дворянскому отпрыску из Новой Аквитании было не занимать. В марте 1801 года он оказывается на острове Маврикии, откуда держит путь на остров Реюньон, где в октябре того же года совершает восхождение (2623 метра в высоту) на верхний кратер действующего вулкана Питон де ла Фурнез, первое научное описание которого принадлежит его перу. В декабре 1801 года, узнав о смерти профессора Деода Грате де Доломьё и еще трудясь над исследовательским отчетом о вулкане, одному из его кратеров он присваивает имя этого замечательного французского геолога, минералога и своего наставника по Горной школе, но, разумеется, не забывает и себя, назвав верхний кратер Бори. На обратном пути он проводит естественно-научные исследования на острове Святой Елены, совсем не подозревая, что здесь пройдут последние дни его любимого императора. Он возвратился во Францию 11 июля 1802 года, узнав, что его мать умерла, так и не дождавшись сына. В следующем году он издает «Эссе о Счастливых островах древней Атлантиды, или Заметки по общей истории Архипелага Канарских островов», за что избирается корреспондентом Национального музея естественной истории в августе 1803 года. В 1804 году он публикует свое «Путешествие на четыре главных острова Африканских морей», посвященное французскому военачальнику и сановнику Матье Дюма (1753–1837), а весной 1808 года становится корреспондентом первого класса Института Франции (секция физических наук). Кстати, рецензентом вышеупомянутого путешествия был Жан-Мари Дюфур (1780–1865), в будущем известный врач и натуралист, на естественнонаучный талант которого, пожалуй, первым обратил внимание Жан-Батист Бори де Сен-Венсан.
Вернувшись в отчизну, Жан-Батист де Сен-Венсан, уже будучи в чине капитана, получил назначение в 5-й драгунский полк 3-го армейского корпуса маршала Даву. 3 октября 1804 года уже в качестве капитана-адъютанта штаба он направлен в знаменитый Булонский лагерь, где формировалась великая армия Наполеона Бонапарта: это событие предшествовало коронации последнего в императоры и было приурочено к принятию войсками присяги новоиспеченному французскому монарху, что и совершилось в начале декабря того же года.