Сад теней
Шрифт:
— Ведь дверь заперта, не так ли? Она ведь не может выйти оттуда?
— Конечно, нет. Но это не означает, что к ней нельзя войти, — ответила я так же еле слышно.
— На что ты намекаешь? — спросил он, внезапно отпрянув назад.
— Ты не нарушил наш уговор? — спросила я.
— Уверяю тебя, мне незачем терять время в бесцельных блужданиях по дому. Я надеюсь, что и тебе есть чем заняться, кроме как, притаившись, следить за тем, кто нарушает установленные тобой правила, как ты выразилась.
— Мне незачем прятаться. В этом доме меня волнует только одно место, — сказала я, и лицо мое вновь нахмурилось.
Он
— Тебе кто-нибудь что-нибудь передал? Сочинил? Женщина, которая весь день сидит взаперти, поневоле начнет грезить, — прибавил он с язвительной улыбкой.
Губы его раздвинулись в презрительной кошачьей ухмылке.
— Откуда тебе известно, что она грезит, — быстро спросила я.
— Ах, Оливия, оставь пожалуйста эти глупые попытки игры в сыщика. Ты не найдешь отпечатков моих пальцев в этой комнате.
Он взял в руки газету и развернул ее, успев показать мне свою презрительную усмешку.
— Я надеюсь, — сказала я.
Если он и был встревожен, то не показал виду. Он продолжал читать, закончил завтрак как обычно и отправился на paботy, оставив меня хранителем того безумия, которое он сам создал.
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОДАРОК
Когда засохла, пожухла и опала пышная зелень лета, а деревья вытянули свои обнаженные ветви, моя ложная беременность стала расти. Все лето я бродила по дому, подбирая подушки различной формы и размера, чтобы инсценировать ложную беременность. Я нашла подушку в гостиной, которая подошла бы для трехмесячной беременности. Но Фоксворт Холл был таким суровым и неприветливым домом, что к седьмому месяцу, когда ребенок должен был бы стать уже большим, мне пришлось взять легкую подушку из лебединой комнаты, чтобы точнее инсценировать беременность в этот период. И все же я согласилась продолжить игру, в которой мне предстояло родить малыша уже в декабре. По иронии судьбы ребенок должен был появиться на свет в Рождество.
Как только мое «положение» стало заметным, следовало объяснить то, что должно было случиться Малу и Джоэлю. Они по моему настоянию поступили в школу-интернат в Чарльзтоне в начале сентября. Кристофер оставался дома со мной. Я очень скучала по своим сыновьям, когда их не было дома, а Кристофер скучал по маме, поэтому мы очень быстро подружились, почти как настоящие мать и сын. Я молилась на него утром, днем и вечером. Он был единственной радостью в моей жизни на протяжении этих долгих и трудных месяцев. Мы вместе играли, но Кристофер настаивал, чтобы я изображала добрую колдунью. Пока план развивался, я все больше и больше ощущала, что это Божий «дар, ниспосланный мне свыше, как и Кристофер, который тоже был подарен мне небом. Я решила сообщить детям о рождении малыша в день Благодарения.
Так как теперь у нас осталось лишь двое слуг, то все утро я была занята приготовлением праздничного обеда. К полудню, когда пришло время садиться за стол, я едва держалась на ногах, в полной мере ощущая «тяжесть моей беременности». Пока Малькольм разрезал великолепно испеченную индейку, я подняла свой хрустальный бокал и постучала по нему ложкой.
— Мальчики, мальчики, в этот радостный день я должна сообщить вам нечто очень важное. Вы, вероятно, заметили, что в последнее время моя фигура несколько изменилась. Здесь и скрывается тайна. Скоро в нашем доме родится еще один ребенок, особенный ребенок, который должен появиться под самое Рождество. Воистину Бог преподносит нам в этом году особенный Рождественский подарок.
Малькольм отбросил в сторону нож, его лицо покраснело, и он с яростью взглянул на меня:
— Оливия, об этом должен был объявить я сам. Как смеешь ты брать на себя такую роль!
Глаза мои сузились, и я посмотрела на Малькольма взглядом, холодным, как ноябрьский ветер, что разгонял опавшие листья за окном.
— Как мы с тобой договорились, Малькольм, ты согласился с тем, что я буду решать все вопросы, касающиеся рождения младенца.
— Мама, а кто это будет — девочка или мальчик? — перебил меня Джоэль.
— Не будь таким глупым, — заговорил Мал, — этого никто не знает, пока ребенок не родится.
Мал становился все более похожим на Малькольма. Он любил казаться умнее, красивее и часто показывал свою власть над младшим братом. Кристофер разревелся.
— Пожалуйста, Оливия, я никого больше не хочу. Я не хочу, чтобы малыш отнял тебя у меня. Я не хочу потерять еще одну мамочку, — засопел он.
Я утешила его и сказала:
— Никто мне не заменит тебя, Кристофер, ни мальчик, ни девочка.
— У нас будет девочка, — заревел Малькольм.
Он посмотрел на меня и сосредоточенно продолжал разрезать индейку с ожесточенным усердием, направленным против меня. Ярость Малькольма омрачила праздничный обед. Мы ели молча, мальчики, казалось, были запуганы, Кристофер молча смотрел на меня и, казалось, умолял помочь ему. Малькольм то и дело выговаривал сыновьям за то, что они не умеют правильно держать вилки и ножи. Почему он не мог оставить их в покое! Он упрекал Джоэля, что тот режет мясо, как девчонка, а когда Мал возразил: «А я думал, ты хочешь иметь дочку», Малькольм лишь презрительно фыркнул в ответ и продолжал есть свое картофельное пюре.
Я помогла служанке убрать посуду со стола. Я поняла по ее брошенным украдкой взглядам, что она также удивляется тому, что мое известие лишь испортило праздник. Но я не собиралась исповедоваться перед служанками. Как только мальчики отправились к себе спать, а Малькольм, как обычно, уехал «по делам» в город, я приготовила праздничную корзину для Алисии, наполненную гостинцами ко дню Благодарения. Обычно я приносила ей обед перед тем, как мы садились за стол, но сегодня нарушила эту традицию. Было уже восемь часов. Я знала, что она наверняка проголодалась.
Поднявшись по лестнице, наверное, в миллионный раз, я поставила корзинку на краешек своего «огромного» живота.
Когда Алисия впервые увидела меня такой, она расхохоталась. Разумеется, и ей пришлось переодеться в мои платья, сшитые для беременности и уж, если кто и был комичным, так это — она.
Конечно, она постаралась укоротить или подвернуть подолы платьев, но многие юбки просто волочились по полу. Лиф платья свисал с ее маленькой груди, а руки тонули в рукавах. Как и во время первой беременности она и на этот раз нисколько не потолстела, поэтому была похожа на ребенка в наряде взрослой женщины. Ее волосы потемнели, но мы их подстригли, и они даже не закрывали шеи.