Сад теней
Шрифт:
Кристофер Гарланд Фоксфорт
Кристофер внес в нашу жизнь свет и радость. Коррин, Джон Эмос, Малькольм и я вились вокруг него. Каждый день нам не терпелось увидеть его жизнерадостную улыбку и услышать его смех.
— Доброе утро, Оливия, — приветствовал он меня каждое утро, спускаясь к завтраку. — Ты выглядишь сегодня прекрасно.
— Не надо издеваться над старой женщиной, — упорствовала я.
— Издеваться? — повторял он, и в добрых глазах его возникал свет, чистейший нежно-голубой свет, который можно было обнаружить в хрустальных горных озерах. — Я говорю тебе это от чистого сердца. — А затем с мальчишеским аппетитом он набрасывался
Мое сердце учащенно билось от радости, о которой я давно позабыла в этой земной жизни.
С Малькольмом Кристофер также нашел общий язык. Они обсуждали самые рискованные деловые планы, в частности, перспективные инвестиции. В отличие от Малькольма Кристофер не видел будущего у железных дорог и заявлял, что именно авиация станет основным транспортом будущего.
Малькольм пространно рассуждал о том, что здравомыслящий человек не станет забираться на небеса, но Кристофер аппелировал к газетам и доказывал, что все больше сделок на бирже совершаются компаниями, занимающимися продажей контрактов на создание самолетов.
— Да, у этого парня есть голова на плечах, — соглашался Малькольм. — Почему бы тебе не пойти в бизнес? Зачем зря тратить силы в медицине?
— Сэр, — возражал Кристофер, — я хочу помогать людям, как и мой отчим.
И на сурового Джона Эмоса мальчик произвел глубокое впечатление знанием Священного Писания. До глубокой ночи они читали, перечитывали целые главы и комментировали их. Кристофер заявлял, что Бог всепрощающ, а Джон настаивал, что он также способен и на отмщение.
Но больше всех была очарована Кристофером Коррин. Она была им загипнотизирована и старалась как можно чаще бывать с ним наедине. Однажды, когда я застала их, сидящими на диване и мило о чем-то беседующими вполголоса, то напомнила вновь Коррин, не забыла ли она наш последний разговор. Лишь тогда дочь отсела подальше от Кристофера, а он отпустил ее руку. Но мне было все же приятно видеть этих великолепных детей, принесших радость под мрачные своды Фоксворт Холла, поэтому я кипятила чай и пекла им пирожки, не забывая класть туда изюм. Кристофер был удивительно тактичен даже тогда, когда Коррин расспрашивала его о прошлом и порой в довольно грубой форме. Он все понимал, все прощал и был удивительно добр с окружающими.
Как-то за обедом Коррин стала расспрашивать Кристофера о его матери. Малькольм как обычно сидел во главе стола, а я на другом его конце. Коррин сидела напротив Кристофера, который занимал место Мала. Она опоздала на обед, долго решая, что надеть и как уложить волосы.
День стоял жаркий, но и Малькольм и Кристофер сидели в пиджаках. Кристофер, вероятно, не хотел обидеть Малькольма и терпел все неудобства.
С самого начала Коррин стала досаждать Малькольму тем, что дразнила его на предмет туго завязанного галстука.
— Почему бы вам двоим не развязать галстуки и не снять пиджаки? — спросила она. — Я думаю, это было бы романтично.
Она стала переводить взгляд с одного на другого и вздохнула. Я уже говорила Малькольму, что она слишком много времени уделяет чтению журналов моды и изучению жизни кинозвезд. Она вела себя так, словно Фоксворт Холл был съемочной площадкой.
— Мы не играем на сцене, — — ответил Малькольм. Я одобрительно кивнула.
— Это обед, и тебе не следует забивать себе голову тем, как одеваются мужчины.
— Папа может быть таким занудным! — она улыбнулась Кристоферу, ничуть не смущаясь.
Очевидно, она заигрывала с Кристофером. Однако, он никак не отреагировал.
— А у вам дома было душно за обедом, Крис?
Я удивленно подняла брови. Крис? Она уловила мой упрек. Нельзя так запросто обращаться к людям, которые по возрасту старше, чем ты, много раз напоминала я ей.
— Мой отец требовал, чтобы мы были строго одеты за обедом, — ответил он. — Я бы не сказал, что здесь душно, и не стал бы называть твоего отца занудным, — дипломатично ответил Кристофер.
— А твоя мать? Я почти ничего не знаю о ней. Вы с ней уехали тотчас, как я родилась, — допрашивала его Коррин.
Услышав имя Алисии, Малькольм нахмурился. О, я так боялась, чтобы правда не обнаружилась, иначе я навсегда потеряю любовь и привязанность этих двух молодых людей, ибо они никогда не простят нам ту ложь, в которой выросла Коррин. Но это к лучшему, убеждала я себя, да и как они смогут догадаться, да и кто мог бы раскрыть этот обман?
— Я думаю, нам не следует беседовать о матери Кристофера, пока боль от пережитой трагедии не утихла, — сказала я:
Коррин покраснела.
— О, извини, я не хотела…
— Ничего. Но Оливия права, — добавил юноша и быстро перевел разговор на другую тему, заговорив с Малькольмом об одном из его предприятий.
Позже я услышала, как Коррин извинялась перед Кристофером.
— Моя мать иногда бывает просто несносной.
. — Не суди свою мать строго, Коррин. Она сказала об этом лишь для того, чтобы защитить меня. Она щадит мои чувства. — Он тактично, но твердо поставил Коррин на место.
На следующее утро Кристофер нашел меня в беседке, где я отдыхала от жары. Лицо его, однако, было серьезным.
— Здравствуйте, Оливия, можно присесть?
Я отложила свое вышивание. Я чувствовала, что он что-то задумал и боялась, что он начнет мне задавать вопросы об Алисии и о том, почему она уехала отсюда. Мне противно было лгать Кристоферу, но что он подумает о нас, обо мне, об Алисии и о Малькольме, даже о себе самом, если узнает правду?
— Ты, кажется, что-то хотел сказать мне, Кристофер? — устало спросила я. — Ведь так?
— Оливия, — начал Кристофер. — Я, прежде всего, хотел поблагодарить и тебя, и Малькольма за гостеприимство. Я обрел здесь второй дом сразу после потери матери. Вчера ты так смогла понять меня, и я понял, почему. Ты сама перенесла много горя. Естественно, что дети хоронят своих родителей, но странно, когда родители теряют своих детей.
И он погладил меня по руке.
— Я боялся заговорить о Мале и Джоэле, потому что не хотел расстраивать тебя. О, я помню Мала, он был такой серьезный и взрослый. Он всегда относился ко мне, как к брату. Ты потеряла сыновей, а я потерял свою мать. Мы ведь можем обрести друг друга. Если бы, скажем, ты стала мне матерью, а я — твоим сыном. Я всегда хотел иметь братьев, сестер и жаловался Малу, что я одинок. Когда же я просил маму завести еще одного ребенка, она очень расстраивалась и сжимала кулаки. Но она никогда не хотела объяснить мне, почему у нее нет больше детей. Здесь я нашел свой новый дом. И я обожаю Коррин, она будет прекраснейшей из женщин, с ней мне по-настоящему весело. Меня даже не раздражает, как она высмеивает меня. И я ничего не хотел бы иметь против того, чтобы стать ее братом, а тебе — сыном.