Садовник из Очакова
Шрифт:
Игорь наклонил свои губы что было сил к земле, к луже. И ощутил на губах воду. Сладкую, холодную. Глотнул и еще больше приник губами к воде. Язык высунул, чтобы, как собака, еще больше забросить в себя этой живительной влаги. Язык, правда, был толще и неповоротливее собачьего. Уперся он языком в землю, в дно лужи. Уперся и провел им по земле, ощущая ее твердость и шероховатость.
– Вода, – смог он вдруг произнести слово, тихое, дрожащее на губах.
И снова прильнул к ней, к луже.
Жизнь, ранее притаившаяся где-то в глубине его тела, стала смелее, выглянула из своего закутка, прошлась по костям и венам, удивляясь, что тело стало оживать и теплеть.
А ливень бил по Очакову со всей силы. И уже не было в городе ночной тишины. Отовсюду лились с шумом потоки воды, останавливались там, где не было очевидного русла, набирали силы и прорывались дальше, вниз.
Игорь, передохнув немного, еще несколько раз пил дождевую воду. И в какой-то момент он «услышал» свои пальцы, пошевелил ими, оперся ладонями о землю под лужей и приподнялся. В животе по-прежнему горело, но горело каким-то тупым, более слабым огнем.
– Жив? – прошептал он, удивляясь и оглядываясь по сторонам. – Я жив…
Ему удалось подняться на ноги.
– А сумка? – спросил он сам себя, озираясь вокруг. – Сумка с деньгами где?
Пощупал карманы галифе. В одном лежала пачка рублей. Второй был пуст.
Тут память вернула Игорю похищенный ядом Фимы Чагина прошлый вечер и эту ночь.
– Фима, – прошептал Игорь.
Жадно вдохнул воздух и сделал неуверенный шаг в сторону видневшегося дома с подсвеченным лампочкой указателем названия улицы и номера. Дошел до калитки, открыл ее, глядя на темные окна дома, но тут же сделал шаг назад. Калитка сама закрылась. А Игорь, пошатываясь, держась рукой за правый бок, который болел сейчас сильнее, чем живот, побрел дальше по улице.
Дождь продолжался, но Игорь его не чувствовал, как не чувствовал более и того, что вся одежда на нем была мокрая, как и волосы и лицо.
Время от времени он отрывал взгляд от тротуара и осматривался. Незнакомые дома и заборы сменились знакомыми, уже виденными. Калитка, ведущая к дому Вани Самохина, остановила Игоря. Он, снова ощущая во рту жажду, подошел к боковому окошку дома. Поднял руку, показавшуюся вдруг удивительно тяжелой, словно держал он в ней двухпудовую гирю. Стукнул по стеклу.
– Ой, что это с вами? – воскликнул испуганно Ваня, впустив мокрого, дрожащего от холода и слабости Игоря в коридор.
Игорь сделал пару шагов и упал. Голые ноги Вани, стоявшего тут в одних фиолетовых трусах, оросились брызгами воды. В коридор выглянула Александра Мариновна в длинной ночной рубашке. Подошла.
– Ой, боженьки! – всплеснула руками. – Синий какой!
Игорь повернул голову, посмотрел слабеющим взглядом вверх, на стоящих над ним людей.
– Яд, – прошептал он. – Меня отравили… водкой…
Мать Вани засуетилась.
– Снимай с него всё! Живо! – скомандовала она сыну.
Сама побежала на кухню, зажгла керогаз, поставила на него ковшик с водой. Достала из тумбочки полотняный мешочек с травами, открыла, принюхалась. Потом взяла две пригоршни сухих трав и в ковшик бросила.
– Надо ж такое, надо ж такое, – приговаривала она, торопя закипавшую в ковшике воду взглядом.
Ваня тем временем раздел Игоря донага, перетащил его по полу в комнату со старым диваном. Накрыл диван простыней. Перед тем как положить туда гостя, обтер Игоря полотенцем. Когда Александра Мариновна занесла в комнату ковшик с отваром, Игорь уже лежал на диване, накрытый под самый подбородок одеялом. Лежал без чувств.
– Тазик принеси! – приказала мать сыну, опуская ковшик, над которым поднимался пар, на тумбочку у дивана.
Ваня сходил за тазиком, потом за жестяной леечкой, какую они обычно использовали при переливании вина в бутылки.
– Холодный какой! – произнесла озабоченно Александра Мариновна, приложив ладонь ко лбу Игоря. – Давай, сунь ему лейку в рот.
Ваня с сомнением посмотрел на ковшик.
– Кипяток же там! – кивнул он на отвар. – Может, воды холодной влить?
– Нет, – отрезала мать. – Не подействует! Давай, вставляй!
Ваня попробовал втиснуть узкое горлышко лейки между зубами Игоря, но оно не пролезало.
– Пальцами раздвинь! Живо! – торопила его мать, стоя рядом с ковшиком в руке.
Ваня с силой раздвинул челюсти Игоря. Просунул лейку. Обернулся к матери.
Александра Мариновна поднесла ковшик к леечке, и заструился темный отвар вниз. Из горла Игоря хрип вылетел, словно бумага там какая-то тонкая порвалась. Его правая рука дернулась, будто он ее поднять попробовал. Мать Вани придавила правую руку своей левой, нависая над головой Игоря тяжелой грудью.
Весь отвар ушел по лейке в горло Игоря. Его тело дернулось, по нему прошла судорога. Александра Мариновна отскочила от дивана.
– Разверни его к тазику! – крикнула сыну.
Ваня обхватил Игоря, повернул на бок. Подвинул голову к краю, подставил тазик.
Из горла Игоря снова раздался хрип, сменившийся рвотным хлюпом. Еще одна судорога скрутила его. Он поджал ноги, и тут же изо рта вырвалась темная жидкая масса.
– Держи его, я пойду еще заварю! – сказала мама Ване.
Больше до утра Ваня с мамой не спали. После трех промываний желудка лоб Игоря стал теплее. Александра Мариновна нагрела на керогазе чугунный утюг и принялась высушивать им милицейскую форму. Вытащила из кармана галифе пачку рублей. Перепугалась. Положила ее на стол и несколько минут, не моргая, смотрела на деньги. Испуг от долгого рассматривания денег исчез, а на его место пришло приятное спокойствие. «Это, видно, из-за этих денег его убить хотели!» – подумала. Высушила и выгладила форму, после чего, аккуратно сложив, оставила ее на табуретке рядом со спящим бледным Игорем. Рубли, сапоги и ремень с кобурой опустила рядом на пол. Только высушенные носки забрала в свою комнату. Включила свет, натянула один носок на лампочку и принялась заштопывать рваную пятку.
Ваня, глянув на настенные ходики, решил последний час до рассвета полистать «Справочник винодела». Вернулся к себе.
Игоря разбудила или, если точнее – привела в чувство резкая боль в правом боку. Он приподнял голову, уперся локтем в матрас и тут же рухнул обратно, подкошенный новым болевым взрывом. Замер, уставившись в потолок. В поле взгляда попала зеленая люстра. Игорь пошевелил пальцами правой руки, после этого дотронулся до болящего бока и в ужасе замер – его пальцы коснулись чего-то липкого.