Шрифт:
Эдуард Говорушко, Элла Матонина
Садовник
Руководство к действию для рвущихся за океан
Эдуард Лукич Говорушко родился в 1939 году в Белоруссии. Окончил географический факультет МГУ. Журналист. Работал в Эстонии, Латвии, был собкором "Советской культуры" по Прибалтике.
С 1992 года в США. Собкор и шеф-редактор рижской газеты "Суббота".
Элла Евгеньевна Матонина - автор книг "Опекушин. Памятник Пушкину", "Перемены духа", "Нелегальный роман", "Смоктуновский", "Венеция", "Странный князь"; публикатор дневников Валерии Цветаевой, статьи Василия Розанова "Великое преображение", переписки А.Ф. Кони и Константина Романова. В журнале "Москва" были опубликованы "Загадка К. Р. Из дневников великого князя Константина Константиновича" (1994. № 1, 2, 4), "Татьяна и Багратион" (2002. № 11).
Вечность -а - вечность.
Точка "а" - кратчайшее мгновение, в котором мы живем, и потому я должен рассказать в письме, что делал, делаю и буду делать.
И жду от вас, что вы так же поступите со мною.
И. С. Тургенев
Народы - в такой же мере существа нравственные, как и отдельные личности. Их воспитывают века...
П. Я. Чаадаев
Этой книги не было бы без нее. Я позвонил ей из Бостона и пожаловался на свое американское житье-бытье. На то, что по прошествии медового месяца с семьей стал безумно скучать без любимой работы и друзей, по прекрасной Риге, в которой прошла большая часть моей жизни, по невозможности сесть на поезд и поехать на родину- в Белоруссию, в Россию, где бывать время от времени мне просто необходимо. И стала мне вдруг совсем не интересна благоустроенная и живописная Америка. Словом - что замучила ностальгия. Она попросила написать об этом в письме, не откладывая в долгий ящик. А также о своих впечатлениях от американской жизни, начиная с первых дней. Взамен пообещала писать о себе, о Москве, о России.
Она предлагала начать переписку! Эта идея поначалу показалась мне невероятной, на дворе ведь не девятнадцатый и даже не двадцатый век. Обмениваться письмами через океан, когда можно позвонить, послать e-mail, наконец. Но компьютером она не пользуется, пишущей машинкой - тоже. Пишет по старинке - ручкой. Да и откуда такая уверенность, что переписка поможет мне смириться с чужой страной, с новым стилем жизни?
Она попросила написать хотя бы одно письмо, и здесь я отказать не смог...
Оказывается, она лучше знала меня, чем я сам. Я стал пристальнее вглядываться в свою жизнь, оглядываться вокруг себя, замечать то, что не видел раньше.
Держу в руках стопку бумаги, исписанной ее рукой. Принтер из глубин невероятной компьютерной памяти возвращает мои письма. Перечитываю одно за другим в их временной последовательности и вижу, что монтаж неожиданно придает им смысл, выходящий далеко за пределы частной переписки.
Так родилась эта небольшая книжка. Родилась, как и все живое на земле, из боли и любви. Из боли разлуки с друзьями и расставания с родиной, из любви к жене, дочери, внукам. И к родной земле. И еще из памяти, потому что без памяти мы никто, где бы ни находились...
Гольф-клуб навел на мысль
Приятная новость: работаю. Как бы я ни был занят с внуками - а вожусь с ними подолгу и с удовольствием, - сколь-нибудь длительное время без работы не могу - всех перекусаю. Да и с деньгами у нас напряженка. Биллы коммунальные счета - надо оплачивать, да и кушать хочется. Поначалу я хотел устроиться по объявлению в гольф-клуб, ухаживать за полем. Не взяли из-за моего нулевого английского. Менеджер Боб долго думал - и не взял. Не уверен, дескать, что даже инструкцию по технике безопасности сможет мне втолковать. Я бы на его месте, признаться, поступил точно так же. В русской газете увидел объявление: русская компания ищет рабочего на склад. Позвонил, все же свои. Очень доброжелательно шел разговор с президентом. Я расслабился и рассказал, откуда, как и почему оказался в Америке. конечно же, похвастался и внуками. Это Володю, чувствую, насторожило. В Америке запрещена любая дискриминация, в том числе и по возрасту. И это он мне сам сказал, но пустился в размышления о том, что работа тяжелая, связанная с перемещением грузов. Я как-то даже растерялся - впервые в жизни мне дали понять: старикам здесь делать нечего. А стариком я себя не чувствовал! Хотя и шестьдесят второй пошел, и дважды дедушка уже. Начал лепетать, что мужик я еще в полном соку, почти каждое утро семь километров пробегаю, да и тяжести мне нипочем! Он слушал, говорил мне комплименты. И - все. Был еще один неудачный опыт: меня отказался взять в бригаду строитель. С ним мы подружились во время ремонта на втором этаже нашего дома. Русская солидарность не сработала.
Но гольф-клуб навел дочь Юлю на мысль, что я могу работать помощником лэндскейпера, то бишь садовника. Садовника звали Аля Кричевская, бывшая москвичка, член Союза художников СССР, эмигрировавшая в Америку тринадцать лет назад.
Теперь каждое рабочее утро я сажусь на велосипед и качу по Америке. За спиной, как и у других велосипедистов, небольшой рюкзак. У меня там ланч оставшийся от вчерашнего обеда кусок мяса или курицы-гриль с помидором или огурцом, вареный початок кукурузы, термос с чаем, печенье... Единственная тяжесть - солидная пластиковая бутылка с минеральной водой. Лето в Бостоне душное, под сорок по Цельсию, иной раз и пятидесяти метров не пройти без того, чтобы не вдохнуть глоток прохлады в каком-нибудь магазине или офисе с кондиционером. А я целый день под палящим солнцем, и, если не компенсировать семь пролитых потов, можно и не выдержать...
Когда-то старшеклассником я вот так же мчался с горки на горку по деревенской улице, чтобы попасть из белорусского местечка Поболова к шести часам в соседнее село. Был приставлен к копнителю колхозного комбайна. В роще, расположенной вдоль небольшой речушки, бесились соловьи. И вот теперь, катясь по асфальтированным и ухоженным стритам и роудам двухэтажного, хотя и бессоловьиного Вотетауна, я вдруг проникся тем же настроением веселого утра. И обрадовался несказанно: может, к Америке привыкаю?
Поначалу меня возила на своем автомобиле Наташа. Жена здесь уже четыре года, и ее достижения в английском, в организации домашнего садика, в умении ездить по запутанным улицам и хайвеям поражают до сих пор. Она меня буквально с рук на руки сдавала Але. Заблудиться здесь новичку можно в два счета, даже в двух кварталах от собственного дома. Америка застроена довольно однообразно - по всей стране, за исключением центров больших городов, одинаковые двух- или одноэтажные дома вдоль одинаково заасфальтированных и даже одинаково названных улиц, с одинаковыми деревьями по обочине. Благоустроенная деревня, где днем и человека-то редко увидишь, только автомобили, автомобили, автомобили... Ладно у меня топографический идиотизм, но даже русский таксист с двадцатилетним здешним стажем посетовал мне на то, что, отвлекшись на минуту от дороги, иногда не может разобраться, где оказался. поэтому у каждого автомобилиста всегда под рукой карта. Кстати, в однообразной застройке двухэтажной Америки социопсихологи находят большой плюс. Американцы долго не засиживаются на одном месте. Если им предложена лучше оплачиваемая работа, они тут же продают дом или квартиру и переезжают на новое местожительство. По статистике, ежегодно так поступают свыше миллиона семей. А переехав, пусть даже за три тысячи километров, не чувствуют никаких психологических неудобств- вокруг все тот же пейзаж!
Жена и дочь чуть ли не психотерапевтами стали, готовя меня к первому самостоятельному выходу в люди. Первый раз я ехал на велосипеде с запиской для полицейского: "I am lost" и номером телефона. Ехал, с трудом преодолевая панику. Уже потом из книги американского психолога узнал, что тот самый инстинкт, который помогает нам установить прочные связи с миром, связывает нас по рукам и ногам в незнакомой обстановке.
Я пока не считаю себя эмигрантом и почти сумел внушить себе, что прибыл на полгода в гости. Дождусь грин-карты, подзаработаю денег и в любой момент могу вернуться в Ригу. Я - гражданин Латвии и получаю там неплохую пенсию. Восемь лет в Америке моя дочь живет с мужем-американцем в собственном, хотя и приобретенном в кредит доме. Приехал я на все готовое, даже к делу дочь пристроила, она же взяла на себя оформление моих документов для получения права на постоянное жительство. Нужно заполнить десятки бумаг, подготовить множество справок, американская бюрократия даст фору приснопамятной советской. Да и денег это "право" стоит немалых. Словом, я за семьей здесь как за каменной стеной. Чего бы мне дергаться, нервничать? Видел уже немало эмигрантов из России, Белоруссии и других постсоветских стран. Благополучных и не удавшихся "американцев". И, честно говоря, не вполне понимаю, что их сдвинуло с насиженных мест и заставило жить без близких и друзей.
Мой друг Виктор эмигрировал в Америку в более "юном" возрасте и "распределился" в маленький городок Буффало, на границе с Канадой. Виктор, "человек-сердце", как мы его называли за сострадание и готовность прийти на помощь друзьям, чувствовал себя очень одиноким и никому не нужным. Никто не звонил, не приходил, не обращался за помощью. И он затосковал, да так, что пережил два инфаркта и жил в постоянной готовности к третьему. Тогда Виктор решил во что бы то ни стало бежать из Буффало. Куда угодно! Обратный путь ему был закрыт новым латвийским законодательством. Оставался Нью-Йорк, а там Квинс или Бруклин, где все говорят по-русски. В Квинсе Витя так преуспел, что переехал в Манхэттен, в прекрасную трехкомнатную квартиру очень престижного дома (вытянул счастливый билет в лотерее на муниципальную квартиру). Сейчас он гражданин Америки и вполне счастлив. Но недавно, прожив здесь уже восемь лет, решил на всякий случай обратиться в российское консульство... за русским паспортом для жены. Консул заговорил с ним по-английски и был несказанно удивлен тем, что гражданин Америки, проживающий в Манхэттене, по-английски не говорит. И видимо, проникся такой искренней симпатией к человеку, не предавшему русский язык, что оформил российский паспорт без всяких проволочек. Такой вот хеппи-энд, который может поднять настроение любому эмигранту! А ведь едва не погиб без общения и дружества.