Сады Луны
Шрифт:
Вискиджак подошел к ближайшему Моранту. Его лицо закрывала хитиновая маска, он молча повернулся к сержанту.
– Среди вас был один, – начал Вискиджак, – однорукий. Его пять раз награждали за доблесть. Он еще жив?
Черный Морант ничего не ответил.
Сержант пожал плечами и переключил свое внимание на Кворлов. Хотя ему уже доводилось ездить на них, они по-прежнему изумляли Вискиджака. Окрыленные создания стояли на четырех тонких ногах, растущих прямо из-под седел. Они стояли на краю крыши, расправив крылья и работая ими так быстро, что вокруг них висело облачко мелкой водяной пыли. Их длинные, странным образом разделенные хвосты свисали на пять метров вниз. Они были всех цветов радуги. Ноздри Вискиджака дрогнули,
Сержант продолжал его разглядывать, размышляя, что же видит Кворл и о чем думает, если вообще думает. Из любопытства он кивнул созданию.
Голова качнулась в ответ, затем отвернулась. Вискиджак широко раскрыл глаза, когда увидел, как кончик хвоста Кворл а быстро завернулся наверх. Он первый раз видел это движение.
Союз Морантов с империей изменил течение имперских войн. Малазане стали использовать здесь, в Генабакисе, новую тактику, транспортируя и людей, и провиант по воздуху. Они повсеместно прибегали к этому, и Вискиджак считал такую зависимость опасной: «Мы так мало знаем об этих Морантах. Никто и никогда не видел их лесных городов. Я даже их пол не разбираю». Большинство ученых считало, что они гуманоидного происхождения, но возможности проверить не было – Моранты аккуратно уносили с полей сражения всех убитых. У империи возникнут большие проблемы, если Моранты почувствуют тягу к власти. Он слышал, что цветовое разделение Морантов не случайно, оно обозначает иерархию, внутри которой никаких перемещений не бывает.
Верховный кулак Дуджек снова оказался рядом с Вискиджаком, его лицо было менее мрачно. Из-за дверцы люка донесли голоса спорящих людей.
– Они прибыли, – произнес Дуджек. – Дают за что-то взбучку вашему новому рекруту. И не говорите мне, в чем там дело, я не хочу этого знать.
Все спокойствие, которое ощущал Вискиджак, мигом улетучилось, когда он осознал, насколько он не желал возвращения Горечи. Но его люди в конце концов нашли ее, или она нашла их. В любом случае, его бойцы не очень-то рады ее видеть. Он не мог винить их за это. Не она ли пыталась убить Парана? Похоже, именно так и считают Быстрый Бен и Калам.
Голос Калама звучал громче всех, он вошел в роль распекающего рядового капрала больше, чем того требовали обстоятельства. Дуджек вопросительно взглянул на Вискиджака. Тот заторопился к люку. Он подошел к краю и заглянул в комнату внизу. Все были в сборе, они окружили Горечь, которая стояла, прислонившись к перилам лестницы и, казалось, скучала от всего происходящего.
– Тихо! – рявкнул Вискиджак.– Проверьте свои вещи и припасы, побыстрее! – Он увидел, как они зашевелились, и, удовлетворенно кивнув, пошел обратно к Дуджеку.
Верховный кулак разминал обрубок своей левой руки и морщился.
– Будь она неладна, эта погода, – пробормотал он.
– Маллет может помочь, – произнес Вискиджак.
– Нет необходимости, – ответил Дуджек. – Я просто старею, – он сжал зубы. – Все ваши тяжелые вещи уже отправлены к месту назначения. Готовы к полету, сержант?
Вискиджак посмотрел на вторые седла Кворлов, вздымающиеся на их спинах, и коротко кивнул.
Они следили за тем, как члены отряда поднимаются один за другим из квадратного отверстия, у каждого был тяжелый сверток, все были в плащах с капюшонами. Скрипач и Еж шепотом спорили, причем последний косился на Троттса, который шел за ним по пятам. Баргаст обвешал различные части своего тела всевозможными амулетами, трофеями и оберегами и походил на дерево, украшенное по случаю канизского празднования дня Скорпиона. Баргасты всегда славились своим неординарным чувством юмора. Быстрый Бен и Калам конвоировали Горечь; каждый шел, не спуская с нее глаз, пока она, не обращая на них ни малейшего внимания, неспешно двигалась в сторону ожидающих Кворлов. В ее мешке была только походная постель, а вот ее плащ был не просто плащом. Он выглядел как-то иначе и доходил ей до лодыжек. Она сняла капюшон. Несмотря на винно-алый цвет зари, лицо ее оставалось в тени. «Это все, кто у меня остался», – вздохнул Вискиджак.
– И как она? – спросил Дуджек.
– Все еще жива, – холодно ответил Вискиджак. Верховный кулак медленно покачал головой.
– Как не повезло молодым в наши дни...
При этих словах Дуджека на Вискиджака нахлынули воспоминания. Короткое пребывание в Пятой, осада Засеки, потом моттская кампания. Горечь появилась с вновь прибывшим в Натилог пополнением. Он видел, как она всаживала нож в трех местных наемников, которых они заключили в тюрьму в Сером Псе. Они не пожелали давать информацию, но, как он вспомнил, передергиваясь,– в этом только и состояла их вина. Никакой необходимости убивать их не было. Он стоял, пораженный и оцепеневший, пока Горечь издевалась над ними. Он вспомнил и то, как встретился взглядом с Каламом, и отчаянный жест, с которым черный человек пошел вперед, обнажив кинжалы. Калам оттолкнул Горечь и тремя быстрыми движениями перерезал три горла. Потом было то, что уже не раз заставляло сердце сержанта сжиматься: последними словами наемников были слова благодарности Каламу.
А Горечь просто убрала нож и ушла.
Хотя она уже два года была в отряде, люди вес еще называли ее новобранцем и будут так называть и впредь, пока живы. В этом был какой-то смысл, Вискиджак это понимал. Новобранец – это не Разрушитель Мостов. Это звание многое означает, оно подразумевает определенные дела. Горечь была новобранцем, поскольку мысль о том, что она по своим поступкам может считаться членом отряда, была для всех них как острый нож к горлу. И сам сержант думал так же, как и его люди.
Все это промелькнуло в голове сержанта, его лицо по-прежнему было непроницаемо. Но в глубине души он кричал: «Молодым? Нет, молодых можно простить, можно удовлетворить все их простые желания, им можно смотреть в глаза и видеть знакомые вещи. Но она? Нет. Лучше не смотреть в ее глаза, в них нет ничего от молодости, абсолютно ничего».
– Давайте двигаться, – произнес Дуджск. – По коням, – верховный кулак повернулся, чтобы сказать сержанту несколько прощальных слов, но выражение лица Вискиджака отбило у него всякую охоту говорить что-либо.
Два приглушенных удара грома раздались в городе, пока заря заливала багровым светом небо на востоке.
Последние капли дождя стекли по водостокам и теперь лились потоком по канализационным трубам на улицах. Грязные лужи заполнили вес впадины, отражая в себе густую пелену облаков. В узких улочках Краелского квартала Засеки еще пряталась ночная сырость и тьма. Кирпичи и булыжники квартала поглотили раскаты грома, не было слышно даже эха.
В одним из проходов, ведущих к южной стене, показалась собака величиной с мула. Ее огромная голова была низко склонена, на широких плечах и груди играли мускулы. Ночной дождь не коснулся ее: собачья серо-черная шкура была покрыта сухой пылью.
На серой морде горели янтарные глаза.
Гончая, считавшаяся седьмой в окружении Повелителя Теней и носившая кличку Клык, брала след. Добыча была ловкой, хитрой и увертливой. Но Клык шел в верном направлении. Он знал, что это не смертный: ни один мужчина и ни одна женщина не смогли бы ускользать от него так долго. Поразительно также было и еще одно. Клык уже почти поймал добычу. Но она вывернулась, прошла через Царство Теней, задев самого Повелителя и миновав все расставленные им ловушки. Единственной наградой за подобную прыть могла быть только смерть.