Сады Луны
Шрифт:
– Этот запах дождя в ночном воздухе, – сказал он полудюжине нищих, скорчившихся на земляном полу вокруг толстой сальной свечи.
Один из них кивнул.
– Мы выслушаем тебя, бедняга.
Он махнул в сторону соломенной подстилки.
– Присаживайся и развлеки нас рассказом. Бровь Круппа удивленно приподнялась.
– Крупп благодарит вас за ваше приглашение. Он наклонил голову в знак признательности и шагнул вперед.
– Не думайте, однако, что он пришел в столь благородное общество с пустыми руками.
Он
– Крупп разделит со всеми вами хлеб. Он вытащил из рукава небольшой ржаной хлебец. В другой его руке появился хлебный нож.
– Человек, сидящий сейчас перед вами, известен друзьям и знакомым под именем Круппа. Житель того самого сияющего Даруджистана, жемчужины побережья Генабакиса, загадочной звезды.
Он вынул кусок козьего сыра и широко улыбнулся всем сидящим перед ним.
– А это – его сон.
– Вот как, – произнес нищий, и лицо его вытянулось от изумления. – Мы чрезвычайно польщены знакомством с тобой, Крупп из Даруджистана. Мы также восхищены тем, что ты проделал столь долгий путь.
Крупп положил ржаной хлебец и нарезал его на кусочки.
– Крупп всегда считал вас не более чем простыми воплощениями его самого. Вы – всего лишь несколько голодных. Что вы просите у вашего господина, обращаясь к нему в нужде? Чтобы он обернулся взглянуть на вас. Собственная жизнь слишком дорога, чтобы обманывать того, у кого есть власть, и Крупп уверяет вас, исходя из долгого опыта, что всякий обман зарождается в голове, пока добродетели погибают от голода.
Нищий взял кусочек хлебца и улыбнулся.
– В таком случае, может быть, мы – твои добродетели.
Крупп помолчал, разглядывал кусок сыра, который он держал в руке.
– Полагаю, что Крупп не задумывался до сих пор на эту тему, молчаливо наблюдая процесс изготовления этого сыра. Однако предмет разговора рискует затеряться в лабиринте подобных метафор. Когда речь заходит о сыре, нищим не предоставляют выбора. Однажды вы уже вернулись, и Крупп знает, почему, он уже объяснил это с поразительной невозмутимостью.
– Монета вращается, Крупп, все еще вращается, – улыбка сошла с лица говорившего.
Крупп вздохнул. Он передал ломоть козьего сыра человеку, что сидел справа от него,
– Крупп слышит вращение монеты, – произнес он устало. – Он ничего не может сделать, но он слышит это. Бесконечный звон раздается в мозгу. И все, что Крупп видит, все, что он подозревает, это то, что он всего лишь Крупп, человек, вызывающий богов поиграть в их собственную игру.
– А может быть, мы – твои сомнения, – произнес нищий, – те, с которыми ты раньше не боялся встретиться лицом к лицу, как это произошло сейчас. Даже если они побуждали тебя вернуться назад, даже если они призывали бороться за жизнь Даруджистана, за жизнь твоих друзей, за жизнь молодости, к чьим ногам должна упасть монета.
– Она упадет сегодня
Он улыбнулся, вскинув руки с дрожащими пальцами.
– Для Круппа, ловкость рук которого равняется лишь изворотливости его разума. Жертвы собственной самоуверенности, ослепленные собственным высокомерием, заявляет Крупп. Разве не чудо, что они до сих пор живы?
Говоривший кивнул и произнес с набитым сыром ртом:
– Может, мы твои таланты, в таком случае? Попусту растраченные?
– Возможно, – произнес Крупп, и глаза его сузились. – Ведь только один из вас умеет говорить.
Нищий проглотил сыр и засмеялся, свет свечи отразился в его глазах.
– Возможно, остальным еще следует найти свой голос, Крупп. Они ждут лишь команды хозяина.
– Ох, – Крупп вздохнул, словно собираясь встать, – однако, Крупп полон сюрпризов. Нищий взглянул на него.
– Ты что, возвращаешься в Даруджистан?
– Разумеется, – отозвался Крупп, поднимаясь на ноги с душераздирающим стоном. – Он ведь просто вышел подышать свежим вечерним воздухом, который гораздо чище за городскими стенами, разве нет? Круппу необходим моцион для развития его и без того удивительных талантов. Прогулка перед сном. Этой ночью, – сказал он, засовывая большие пальцы рук за ремень, – монета упадет. Крупп должен занять свое место в центре событий. Он возвращается в свою постель, ночь еще юна.
Он обвел нищих взглядом. Казалось, что все они прибавили в весе, на посвежевших лицах появился здоровый румянец. Крупп удовлетворенно вздохнул.
– Был счастлив встретиться с вами, господа, – произнес Крупп. – Однако, в следующий раз давайте не будем выбирать гостиниц на вершине холма. Ладно?
Говоривший улыбнулся.
– Так ведь таланты так просто не даются, Крупп, равным образом и добродетели и сомнения, а голод едва ли побуждает к подъему на холмы.
Глаза Круппа сузились, когда он взглянул на нищего.
– Крупп слишком мудр, – пробормотал он.
Он покинул общество и мягко прикрыл за собой скрипучую дверь. Вернувшись на дорожку, он дошел до перекрестка и остановился перед висевшей на суку фигурой, завернутой в простую ткань.
– Я знаю, кто ты, – сообщил он радостно. – Последнее воплощение Круппа, завершающее сонм глядящих на Круппа лиц, лиц, принадлежащих самому Круппу. Так мог бы ты заявить. Ты смирение, это всем известно. Но, запомни, смирению нет места в жизни Круппа. Ты останешься здесь.
С этими словами он повернулся к большому городу, освещающему небо синими и зелеными огнями.
– Ах, этот дивный, переливающийся ярким огнем самоцвет – Даруджистан, дом Круппа. Это так, – добавил он, трогаясь в путь, – и так и должно быть.