Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века
Шрифт:
Знаете, господа, чем она занималась до прихода любовника? Закончив дела на телевидении (там для программы «Парламентский час» записывали диспут депутатов), Афродита заехала на сеанс аэробики, а вернувшись домой, еще и вздремнула по системе древнекитайского врача. После короткого целебного сна вышла на балкон и, по примеру неаполитанок средневековья, выставила на лунный свет обнаженные груди. Луна была в фазе роста, луна полнела, груди круглились, наливаясь матовым молоком с небес…
Даже Уд в состоянии своего коматозного любовного беспамятства тогда, в ночь первого их свидания, впервые в жизни что-то почувствовал. Что? Назовем это, господа, чарами всепоглощающей женственности. Они проникли в него сквозь фригидную толщу отключки. Так умершему,
Нет, нет, что-то в Афродите было особенное…
Как-то один из безнадежных ухажеров Афродиты встретил ее случайно в супермаркете. Она деловито снимала с полок всякую всячину, толкала перед собой тележку с товарами, послушно пристроилась в конце очереди в кассу… Ухажер следил за ней издалека и был потрясен. «Как, эти люди не понимают, кто среди них, как они не понимают!..» Он был убежден, что такие женщины, как Афродита, созданы только для любви, им нельзя ходить в магазины, отвлекаться на деловые разговоры и т. п. Только непрерывно, упоенно, безостановочно давать себя любить, подобно матке — царице пчелиного улья, дарить восторг, убивать отказом, воскрешать милостью! Все эти очереди, вся эта парламентская болтовня крадут ее с ложа любви, для которого она создана и где реализуется ее красота!
Уд был усажен хозяйкой на диван. Он приготовился вести с Афродитой «умные разговоры». Радиоперехват ее телефонных бесед с подругой (с ними Лапиков постоянно знакомил босса) показывал, что Афродита держала Уда за «умницу». Это значило, что в их свидании будет торжественная и художественная часть. И только потом, потом, под утро будет оголтелый кривошипношатунный драйв без устали, впритирку, без устали, вплотную, без присадок, внатяг, до донышка, без устали, вкруговерть — перед тем как провалиться в последнее беспамятство… А потом, на сладкий десерт свидания, еще вполсилы несколько пассов прощальных ласк, лениво-нежное касание и, наконец, то, что закабаляло, по слухам, всех ее любовников, — погружение в ускользающую и тем манящую близость, где они чувствовали, что женщина отдается им охотно, но как бы не до конца, без упоенья, не всецело…
Уд отвел взгляд от дрилопуса и поймал себя на том, что плохо слушает Афродиту. Она о чем-то все время говорила посмеиваясь.
— …моей двери, да? — вот это он услышал и попытался врубиться.
— Ты, наверное, подумал, что за скряга! — продолжала она, откинувшись спиной на подушечки. Одну ногу, сбросив туфлю, она положила на пуфик. — Но нет, Уд, нет, нет и нет, это, увы, элементарная вынужденная маскировка.
И она рассказала, что с некоторых пор у них в доме такие двери ставят многие солидные жильцы. Замучили грабители. Сигнализация и прочее не помогает.
— Лучший охранник — видимость нищеты, — сказала она, — на нее-то никто не покушается.
Уд слушал и чувствовал, что надо в этом месте что-то сказать, но не нашелся.
— А знаешь, сколько стоит эта дверь? Не поверишь, но далеко не все могут себе это позволить.
Афродита босой ногой, лежавшей на пуфике, скинула туфлю с другой ноги и утвердила их на пуфике рядом. Уд немного смутился: у серебристого платья Афродиты оказался большой разрез, и достаточно рискованно часть бедра оголилась.
— Эту дверь по заказу делал дизайнер с мировым именем, — продолжала она. — У него в прошлом году была персональная выставка в галерее Нащокина.
Уд только сейчас понял, о какой двери она все время говорила.
— Ты обратил внимание на куски ваты? А дыры на дерматине? Знаешь, добиться впечатления натуральной убогости — это высший класс!
Уд снова понял, что надо бы что-то сказать.
— Надо же… — протянул он. Краем глаза он видел в гостиной за большой напольной лампой угол сервированного столика. «Старофранцузская
Афродита поднялась с дивана, впрыгнула в туфли и двинулась в глубь гостиной, остановившись (продуманно?) перед напольной лампой. Сильный свет за спиной Афродиты просвечивал платье насквозь и обнаруживал перед Удом, что две прекрасные безукоризненно прямые параллельные линии ее ног, оказывается, пересекаются, заканчиваясь в точке пересечения витиеватой капителью коринфской колонны. Уд даже притворно прокашлялся в кулак, чтобы спрятать нахлынувшее волнение.
А минуту спустя его позвали к столу голосом, показавшимся Уду щебетом беспечной райской птицы, — так он проголодался.
Глава VII
Чиклин был слишком угрюм для хитрости и ответил приблизительно:
— Некуда жить, вот и думаешь в голову.
А. Платонов. Котлован
1
Разве может часть быть значительнее целого? Тогда почему, господа, мы все внимание уделяем Уду, где Уд, с кем Уд, для чего Уд, а Коля Са-вушкин на десятки страниц забыт, о нем ни словечка. Нет, нет, справедливость требует вспомнить про несчастного персонажа, тем более что в те самые часы, когда его Хуссейн расслаблялся в обществе дамы, Коля мучительно, нечеловечески страдал.
Если вы помните, у него намечался юбилей их совместной жизни с Ниной, 10-летие… С того дня, как Нина запретила ему приходить в ресторан, он тосковал вечерами, как старая брошенная собака под дверями хозяйского дома, не находил себе места, сидел в своей комнате при погашенном свете, притворялся, что спит, но еще ни разу не уснул до прихода жены с работы.
А раньше часа ночи она не приходила…
Лежит он, бывало, на кровати поверх одеяла, смотрит в окно на пустое небо. «И небо, вон, какое-то… зашпаклеванное», — думает Коля про себя, и воображение рисует ему другое веселое разноцветное небо, полное звезд и низких планет, чтобы ему лежать и разглядывать их, наблюдать, чтоб, значит, не очень скучно было. Коля оживился: «А что? Плохо разве было б, если б планеты низко висели, светились бы, как китайские фонарики. Лежи и смотри, вроде как клуб путешествий. — Коля хмыкнул. — Интересней было бы жить-то по вечерам. Открыл окно, а они низконизко… Вон на той уж электричество зажгли, вон трамваи вниз крышами едут, вывески мигают… А вон на той, к примеру, еще светло от солнца, автобусы их куда-то везут, ну, на экскурсию или на массовку какую… А на этой-то, — Коля даже на локте приподнимался, увлеченный своей фантазией, — на этой салют, иллюминация, праздник там у них, значит, или просто веселые нравом…»
В ночь накануне юбилея он лежал в темноте и думал, думал в свою безразмерно распираемую голову. Эти его думы, впрочем, состояли не из слов, — тоска тем и тяжела, что в словах невыразима… Обиды последнего времени доконали его.
Последняя надежда оставалась только на юбилей. Не поднимется же у нее рука в такой день сказать ему это страшное: «Ну не хочу я!..» На вечер юбилея у Коли был план: после трехнедельного перерыва прийти в ресторан «У Автандила», прийти просто как клиенту, заказать не свои обычные 100 граммов, а целую бутылку ликера «Малибу» с намеком на необходимость второго «собутыльника» (под которым, естественно, подразумевалась Нина), посмотреть на сцене «аквашоу», досидеть до конца и… и напомнить Нине о 10-летии их совместной супружеской жизни. Поднять за это бокалы, пригласить тетю Нюру, Зою-старшую и Зою-маленькую, еще кто-то, может, захочет, хотя б Степан, он сейчас у них работает швейцаром-вышибалой, а раньше слесарил еще в их столовой при заводе «Мосблок», Коля давно и хорошо его знал (правда, между ними три недели назад пробежала кошка: Нина именно его, Степана, привозила на квартиру врезать замок в свою большую комнату, когда отлучала от себя Колю).