Сага о бескрылых
Шрифт:
Услышав снаружи возню, Укс приоткрыл калитку: Скат с Гиосом втолкнули слугу с кувшинами — водонос, гладкий, в хорошей тунике с богатой голубой каймой вырывался:
— Да вы знаете кто мой хозяин?!
— Чего ж не знать? — Скат сунул тряпку в рот гордецу. — Сейчас отпустим.
Укс рывком поднял тунику водоноса, Лоуд ударила ножом. Жертва слабо дернулась — оборотень пристально смотрела человеку в лицо. Слуга лег на землю — десятнику пришлось придерживать тунику, дабы не испачкалась в крови. Гиос шумно сглотнул, глядя на оборотня с ножом: такую,
— Давай тряпку, хозяин.
Укс содрал тунику с трупа. Лоуд — уже водонос, голый, хорошо сложенный, оделась. Взяла кувшины:
— Э, а как эту ублёвую посуду сразу парой тащить?
— Один возьми, — сказал Укс, берясь за глиняную ручку.
— Рискнешь? — прищурилась оборотень.
— До места помогу, — десятник, спешно снял с пояса ножны кинжала — он был в городской тунике, на какое-то время поможет не выделяться.
Шли по переполненной улице, Лоуд-водонос пыталась пристроить на плече кувшин. Да, с этим не продумали — уметь их носить нужно.
У колодца здешний десятник узнал тунику царского дворца, растолкал народ. Наполнили кувшины — Укс невольно крякнул. Когда пропихивались обратно, Лоуд сквозь зубы процедила:
— Кувшины-то и полегче можно было подобрать…
…Оцепление, полированные наконечники копий, потные мордосы под шлемами. Прыгал за спинами воинов толстый человек, махал рукой в перстях:
— Живей, Мелантий! Воды, воды, сюда!
— Ух, ты, меня Мелантием зовут! — шепотом восхитилась оборотень.
Латник перед водоносами сдвинулся, пропуская, толстячок возмущался:
— Едва тащишься, негодный! В такой момент…
— Толкотня там, локоть мне отшибли, рука онемела, — пожаловался слуга-оборотень.
— Отшибли ему! Видят боги, плети ты захотел, деревня невоспитанная, — ужаснулся толстый распорядитель.
— Виноват, чуть не затоптали, — немедленно покаялась оборотниха. — Горожанин вот помог, монетку бы ему…
— Со своих денег плати, — возмутился толстячок. — Ставьте кувшины внизу, да за пивом во дворец, беги живее. Скажешь: восемь кувшинов нам нужно. Поединок еще неизвестно сколько продлится…
Шпионы затащили кувшины внутрь: в комнате справа, толклись двое слуг, спешно разливали по чашам разведенный мед. Кособокий стол был накрыт скатертью, испятнан и засыпан крошками. В двери влетел слуга с подносом, чуть не столкнулся с десятником — с подноса посыпались персиковые косточки и огрызки яблок.
— Да не мешайте, увальни!
Партнеры спешно отступили под лестницу: рассохшуюся, сбитую из старых брусьев. Здесь было пыльно, валялась куча камней и пахло мочой.
— Знаешь, хозяин, все как-то иначе намечалось, покрасивее, — прошептала оборотень. — Мысли у нашего нового Мудрейшего великие, а как их в жизнь превращать, ющец его знает. Какой такой поединок? Мне что, вечно, здесь в вонище дожидаться? Или выйти, да и дело сделать?
— Не подзаглотничай… — Укс замолк —
— Ну, да, он, ублёвок, непременно сюда поссать спустится, заодно и скомандует. Давай, хозяин, во дворец за пивом сходим. Прогуляемся, по кружечке пропустим прохладненького. Без пива здесь все равно не начнут.
— Нет уж, подождем. Но не здесь. Слишком подозрительно выглядим. На второй этаж поднимемся, там, вроде, пусто.
— Ох, даже не знаю. Я-то здесь по службе, а ты, горожанин драный, меня вообще компрометируешь, ишь пристроился.
Укс взял за шею усмехающуюся оборотниху — опять в бабу без возраста обратилась, словно знала что не раздражает в таком обличии:
— Не дури. Потом развлечешься.
— Ловлю на слове, — перед десятником вновь стоял слуга в дворцовом хитоне.
На втором этаже, и, правда, было пусто. Сложенный кое-как камень для ремонта, рассохшиеся балки, древняя бочка. С площадкинаверху доносился разговор, но разобрать смысл было трудно. Шпионы отошли подальше от шаткой лестницы, встали под прикрытием растрескавшейся перегородки, рядом оказалось окно с видом на пристань и бухту.
— О, да тут за место по пять «корон» брать можно. Вид как на орхестру, — заметила оборотень.
— Ты была в театре? — изумился Укс.
— Была, наверное. Точно не помню. Нет, это не жизнь, хозяин. Теперь вот меня, прилежного Мелантия, со службы с позором изгонят, а может, и вовсе запорют. Прощай пиво, объедки царские и завистливый почет соседей. А все во славу Слову. На какие жертвы идти приходится! — Лоуд горестно вздохнула.
Укс, не отвечая пустой болтовне, осторожно прошелся по полуразрушенным комнатам. Отыскал сломанный черенок лопаты, забытое зубило — славный арсенал.
— Эй, хозяин, зудят, — прошептала Лоуд.
— Да они все время зудят, — буркнул десятник, привыкший к перекличке сигнальных рогов на пристанях.
— Сейчас лодка идет с тряпками, — сообщила оборотень.
К причалам действительно подходила лодка с двумя огромными знаменами Храма. Ее приветствовали дружными воплями с крыш и улиц: горожан истомило долгое ожидание. Лодка, между тем, гребла не к причалу, а к выдвинутой впереди строя хиссийских кораблей барке — плоскодонному суденышку шагов в пятнадцать длиной.
— Арена? Но зачем им поединок? — пробурчал Укс. — Кто бы ни победил, Храму отступать некуда.
— Как «зачем»? — возмутилась Лоуд. — Интересно же. Люди тупые-тупые, но иной раз поразвлечься умеют.
Десятник отмахнулся — нужно было понять, зачем царь и новый Мудрейший о старинном обычае вспомнили. Тянет время Аннисис? Уже вечер, скоро час нэка придет, братья в неистовство впадать начнут…
— Ой, красавец какой! — возликовала оборотень, любуясь спускающимся с пристани в лодку героем. — Смотри ляжки какие!