Сага о двух хевдингах
Шрифт:
— Думаешь, она слышит двух хельтов и потому не показывается? — удивился Дагна. — Но разве твари различают руны? Да и вообще твари не думают, а бросаются на все живое, чтоб сожрать.
— Это не так, — сказал Велебор. — Есть у нас чудища, которые живут и мирно охотятся на лесных зверей. Мы не убиваем их.
— А чудища эти прям чудища или прежде были людьми? — тут же поинтересовался Тулле.
— Тех, что из людей вышли, мы так и называем — вылюдь. Знаете, поди, что чем дольше живет вылюдь, тем меньше она похожа на человека. Тем чудищам уже больше сотни лет, и как угадать, переродились
Я сначала не понял, о чем говорит Велебор, а потом вспомнил, что по живичской вере твари — это люди, которых после смерти не приняла земля-матушка. А вылюди, значит, те, что живыми в тварь обратились.
— А почему же они на людей не бросаются? В Северных морях я ни разу не слышал, чтоб тварь обошла человека стороной, — продолжил спрашивать Тулле.
— В Северных морях, говорят, всякое чудище убивают, едва завидев, да только меньше их не становится. Это потому что вы не даете им перестрадать вину, вот земля их снова и снова выбрасывает из себя. За силой бегаете, а о правде не думаете.
— Как же их не убивать, если они людей пожирают? Целые хутора вырезают начисто, вплоть до последней курицы, — выпалил я. — На мой город огненный червь шел, так что, нам надо было самим перед его пастью лечь?
Велебор скривил лицо, но из-за длинного шрама, который странно извернул его рот и щеку, я не понял, что он хотел показать: злость, улыбку или удивление.
— Пусть бы шел. Пока никого не убил, трогать его было нельзя. Дома заново отстроить можно. Ты мне вот что скажи: правда ли, что ваши боги прежде были тварями?
Я раскрыл было рот да и закрыл его обратно. Повернулся к Тулле и взглядом взмолился за помощью. Жрец он или кто? Так-то сказания говорят, что Хунор вышел из моря, а навстречу ему Скирир из лесу. Но кем они были, если тогда повсюду жили лишь твари? Людей-то они потом слепили.
— А вдруг и нынешние твари стали бы богами, если б подольше пожили? — продолжал Велебор.
— Не о том говорите, — обрезала Дагна. — Альрик, надо проверить твою мысль. Пусть «Сокол» походит по озеру без тебя и меня. Вдруг тварь и впрямь боится хельтов? Вдруг она тут тоже сотни лет живет и выучилась бояться? Только ловить ее не надо, достаточно, чтоб Коршун почуял ее через воду и углядел руны. Ходите там, где мы еще не были. Вдруг она нарочно ушла подальше от двух хельтов?
— Мы с тобой останемся, — спокойно сказал Велебор.
— Кай, согласен без меня и Беззащитного тварь искать? Если нет, я неволить не стану. Это же мое дело, а не твое.
— Пять марок лишними не будут. Но если она сама на нас бросится, я не побегу.
— Добро! Все снасти и оружие останутся на корабле.
Так что наутро мы двинулись без живичей, без Дагны, без Альрика и Тулле, который наотрез отказался оставлять Беззащитного, и без живичской бабы, которая день-деньской сидела молча в своем закутке и лишь изредка показывалась. Впрочем, по ней я скучать точно не буду.
И снова мы ходили взад-вперед по озеру, за кормой истошно орала овца, перебирая ногами, хотя на веревке она бы и так не утонула. С каждым утром овцы брыкались еще сильнее, не желая идти на корабль, видать, запомнили, как их полоскают.
Коршун сидел возле кормы и, когда мы останавливались для замера, в очередной раз качал головой. Твари как не было, так и нет. Мы уже и не ждали ничего, даже мачту не поставили, гребли, останавливались, снова гребли, снова останавливались. Видели рыбацкие лодки с заброшенными сетями, один раз увидели ладью, но поговорить не смогли, потому что один дурень не догадался захватить Держко, зато слышали смех корабельщиков и, скорее всего, шуточки над нами и барахтающейся овцой. Синезуб угрожающе помахал им копьем, но они засмеялись еще громче и тоже замахали ему в ответ, только шапками.
Они прошли мимо, я взялся за весла…
— Стой! — вскрикнул Коршун и перегнулся за борт. — Вот она!
В Бездну вёсла! Я схватил гарпун, один из тех, что лежали наготове возле мачты, и побежал на корму.
— Где?
— Вон там, возле ладьи. Рун двенадцать вроде.
Глухой удар. Встревоженные крики живичей с соседнего корабля. И еле заметная тень мелькнула в воде, хотя озеро-то было светлым, на десяток шагов вглубь проглядывалось.
— Где она? Почему ее не видно? — и уже громче: — Гребем к ладье! Синезуб, готовь копье! Вепрь, Простодушный — сеть!
Живичи с ладьи больше не смеялись. Одни пытались грести, другие швыряли в воду снедь, седой мужчина кричал что-то, где я только и разобрал «Ведятя». Но никто не догадался убрать парус, чтоб мы смогли догнать их и помочь, потому они уходили всё дальше, и тварь шла с ними.
Снова удар. Треск досок. Парни налегли на весла еще сильнее, и мы наконец пошли с ладьей вровень. Синезуб наставил копье, будто обычную рыбу ловил, но не бил. И я не бил. Не видел куда.
— Коршун, где она?
— Прямо под ладьей. Шагах в пяти снизу.
— Почему же я ее не вижу? И не слышу?
— Может, она умеет прятать рунную силу, как Рысь?
— Тогда бы я ее вовсе не учуял. Рысь-то я не слышу, когда он прячется.
Ни один живич не взял в руки копье или меч. Вокруг ладьи уже плавали колбасы, несколько вяленых рыбин и пара лепешек, но тварь даже не глядела на снедь.
— Парус! Уберите парус! — закричал я им, но они меня не понимали.
А потом всё стихло. Коршун развел руками, показывая, что больше не слышит твари. Ладейщики спешно вычерпывали воду из прохудившегося корабля, я перекинул к ним веревку и знаками показал, что готов помочь им добраться до берега. Они засомневались, хотя если бы мы хотели, давно бы уже забрали весь товар себе. Их и было-то всего девятеро, из которых лишь седой был хускарлом, а остальные карлы.
Двое остались на ладье, чтобы вычерпывать воду, а семеро перебрались к нам, и мы быстро дотащили их до суши. Седой совал в руки серебро, но мне было не до того, так что я отмахнулся, и «Сокол» ушел на озеро. К тому месту, где тварь напала на ладью. Его легко было узнать по еще не утонувшим остаткам еды.
— Пойдем к Дагне? — спросил Коршун.
— Зачем? — недовольно отмахнулся я. — Уже и так понятно, что это тварь. Что за бог о двенадцати рунах?
— Живичский, — мирно сказал полусарап. — Помнишь же, что их боги раньше людьми были. Может, вроде измененных? Двенадцать рун как раз подходит.