Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Том 1
Шрифт:
Он молча вернулся к краю ниши над заснеженным уступом, которая была в три нормальных человеческих роста и раз в семь выше него самого. Теперь на самом конце тропы он смутно различил фигуру – нет, даже две. Вытащив из набедренной повязки длинный нож, жрец подался вперед и замер, стоя на четвереньках. Едва слышно он шептал молитву своему странному, невероятному божеству. Где-то наверху чуть потрескивали не то скалы, не то лед – как будто сама гора разминала мышцы в предвкушении убийства.
– Ну-ка давай следующий стих, Фафхрд! – весело воскликнул первый из шедших по снежной тропе. – Чтобы его сочинить, у тебя было тридцать шагов, да и наше приключение длилось не дольше. А может, сова твоей поэзии наконец-то окоченела у тебя в глотке?
Мышелов ухмыльнулся, с кажущейся беспечностью вышагивая по снегу; на боку у него раскачивался его меч Скальпель. Высокий ворот серого плаща и надвинутый на лоб клобук бросали тень на его смуглое лицо, но не могли скрыть написанной на нем известной наглости.
Одежда Фафхрда, которую удалось спасти, после того как их одномачтовик разбился о студеный берег, была сшита сплошь из мехов и шерсти. На груди у него тускло поблескивала большая золотая пряжка, спутанные рыжеватые волосы были кое-как подвязаны золотой лентой. Белокожее лицо с широко расставленными серыми глазами казалось спокойным и уверенным, однако лоб был задумчиво наморщен. Из-за его правого плеча торчал лук, а над левым горели сапфировые глаза драконьей головы – это было навершие висевшего за спиной меча.
Наконец чело Фафхрда просветлело, и он запел – так запела бы гора, но несколько более добродушная, чем та, по которой они шли:
Лавас Лерк был похож Своей рожей на нож И внушал страшный ужас врагам, И корабль его был Просмолен и скользил Лучше всех кораблей по волнам; Но его все равно Погрузили на дно Мышелов, я и сказочный храм, И теперь Лерк погиб - Кормит яствами рыб. Но….Песня внезапно оборвалась, и Мышелов услышал, как зашуршала по снегу кожа. Резко обернувшись, он увидел, что Фафхрд скользит к краю пропасти; на какую-то секунду Мышелову даже пришло в голову, что Северянин, опьяненный собственными виршами, решил продемонстрировать трагическое погружение Лаваса Лерка в бездонную пучину.
В следующий миг Фафхрду уже удалось задержаться с помощью локтей и ладоней у самого обрыва. Одновременно на столь драматически освобожденное Северянином место откуда-то сверху влетела черная блестящая фигурка, приземлилась на согнутые руки и, перекувырнувшись, бросилась на Мышелова с ножом, сверкнувшим, как осколок луны. Еще немного, и нож вонзился бы Мышелову в живот, однако Фафхрд, одной рукой держась за край обрыва, дернул другой нападающего за щиколотку. Тихо и страшно зашипев, черный человечек вывернулся и кинулся на Фафхрда. Но тут наконец. Мышелов сбросил оцепенение, которое, как впоследствии он сам себя уверял, никогда не охватило бы его в местности менее холодной и мерзкой. Нырнув вперед, он резко толкнул человечка, кинжал которого высек искры из камня совсем рядом с рукою Фафхрда, и намазанная жиром фигурка стремительно заскользила вниз по отвесному склону. Бесшумно, словно летучая мышь, она мгновенно скрылась из вида.
Раскачивая свое могучее тело над пропастью, Фафхрд закончил стишок:
– Но вкуснейшее яство – он сам.
– Тише, Фафхрд! – наклонясь и к чему-то прислушиваясь, прошипел Мышелов. – Кажется, я слышал звук удара.
Фафхрд рассеянно присел на краю обрыва.
– Не мог ты ничего слышать, даже если высота здесь вдвое меньше, чем когда мы в последний раз заглядывали в эту пропасть, – заверил он приятеля.
– Но кто это был? – нахмурившись, спросил Мышелов. – Он похож на уроженца Клеша.
– Ага, особенно если учесть, что до клешских джунглей отсюда как до луны, – ухмыльнувшись, напомнил Фафхрд. – Какой-нибудь обмороженный до черноты полоумный отшельник, наверное. Говорят, в этих горушках встречаются всякие странные типы.
Запрокинув голову. Мышелов принялся изучать головокружительную вершину в милю высотой и заметил нишу над тропой.
– Интересно, есть там еще кто-нибудь? – с тревогой спросил он.
– Тронутые обычно ходят в одиночку, – вставая, успокоил его Фафхрд. – Пошли, ворчунишка, раз тебе нужен горячий завтрак, нам пора идти. Если древние предания не врут, мы к восходу достигнем Стылых Пустошей, а там по крайней мере есть хоть какие-то деревья.
В этот миг в нише, откуда спрыгнул их противник, вспыхнуло зарево. Оно пульсировало, становясь то фиолетовым, то зеленым, то желтым, то красным.
– А это еще что? – задумчиво проговорил Фафхрд, в котором наконец пробудился интерес к происходящему. – О том, что в гряде Бренных Останков бывают огненные сполохи, древние предания умалчивают. Если б мне хотелось тебя подзадорить, я предложил бы тебе подняться на этот холмик и самому….
– Ну уж нет, – перебил Мышелов, таща гиганта за рукав и проклиная себя за то, что начал задавать вопросы. – Я хочу, чтобы мой завтрак был приготовлен на нормальном огне. И я буду далеко отсюда, прежде чем это зарево увидят еще чьи-нибудь глаза.
– Да никто его не увидит, – с улыбкой ответил Фафхрд, покорно идя вслед за другом по тропе. – Вот уж любитель тайн на мою голову. Смотри, сияние уже почти погасло.
Но разноцветные сполохи увидел по крайней мере еще один глаз – размером с осьминожий и яркий, как Сириус.
– Гляди-ка, Фафхрд! – несколько часов спустя, уже утром, весело закричал Серый Мышелов. – Это знамение, чтобы отогреть наши замерзшие сердца! Зеленый холм подмигивает окоченевшим путникам, он строит нам глазки, словно умащенная зелеными притираниями смуглая клешская куртизанка!
– Должно быть, он и не менее пылок, чем клешская куртизанка, – в свою очередь обходя громадный валун, добавил могучий Северянин. – Видишь, он растопил весь снег.
Так оно и было. На горизонте снега и ледники Стылых Пустошей светились зеленовато-белым сиянием, но совсем рядом виднелось небольшое незамерзающее озерцо. И хотя воздух вокруг был студеным и дыхание путешественников вырывалось изо ртов облачками пара, на коричневатой тропе, по которой они шли, снега не было.
У ближайшего берега озерца высился холм, который имел в виду Мышелов, а на склоне холма, отражая лучи утреннего солнца, ослепительно блестела какая-то точка.
– Может быть, – не стал возражать Фафхрд. – Не знаю, клешская это куртизанка или холм, но у него несколько лиц.
Фафхрд попал в самую точку. При богатом воображении, бугристые склоны холма можно было принять за какие-то чудовищные лица с закрытыми глазами – кроме одного, который мерцал перед ними. Ближе к подножию холма лица, словно восковые, стекали вниз каменными ручейками – или это были слоновьи хоботы? – впадая в зеркальную, похожую на кислоту воду. Тут и там на фоне зелени краснела небольшая скала; это напоминало то ли о пятнах крови, то ли о красногубых ртах. Округлая вершина холма разительно отличалась по цвету и, казалось, была сделана из розовато-телесного мрамора. И она тоже что-то напоминала – скорее всего лицо спящего великана. Ее пересекал пласт ярко-красного камня – это могли быть великаньи губы. Из щели в красном пласте поднимался легкий туман.