Сага о Форсайтах, том 1
Шрифт:
Они внимали ей и сейчас, вместе с Суизином, который делал вид, что не прислушивается к разговору, потому что молодёжь теперь так быстро и так невнятно говорит, что у них ни слова не разберёшь!
– Просто не могу себе представить, – сказала миссис Смолл, – как это ты решилась. У меня бы не хватило смелости!
Фрэнси весело улыбнулась.
– Я всегда предпочитаю иметь дело с мужчинами. Женщины такие злюки!
– Ну что ты, милая! – воскликнула миссис Смолл. – Какие же мы злюки?
Юфимия залилась беззвучным смехом и, взвизгнув, проговорила сдавленным голосом, будто её душили:
– О-о! Вы меня когда-нибудь уморите, тётечка!
Суизин не видел в этом ничего забавного; он терпеть не мог, когда люди смеялись, а ему самому не было смешно. Да, откровенно говоря, он просто не переносил Юфимии и отзывался о ней так: «Дочь Ника, как её там зовут – бледная такая?» Он чуть не сделался её крёстным отцом, собственно, он сделался бы им неизбежно, если бы не восстал так решительно против её иностранного имени: Суизину совсем не улыбалось стать крёстным отцом. Повернувшись к Фрэнси, он с достоинством сказал:
– Прекрасная погода… э-э… для мая месяца.
Но Юфимия, знавшая, что дядя Суизин не захотел сделать её своей крестницей, повернулась к тёте Эстер и начала рассказывать о встрече с Ирэн – миссис Сомс – в магазине церковно-экономического общества.
– И Сомс тоже там был? – спросила тётя Эстер, которой миссис Смолл ещё не удосужилась ничего рассказать.
– Сомс? Конечно нет!
– Неужели она поехала по магазинам одна?
– Не-ет! С ней был мистер Босини. Она была изумительно одета.
Но Суизин, услышав имя Ирэн, строго взглянул на Юфимию, которая, по правде говоря, всегда выглядела непрезентабельно, во всяком случае в платье, и сказал:
– Одета, как и подобает изящной леди. На неё всегда приятно посмотреть.
В эту минуту доложили о приезде Джемса с дочерьми. Дарти, захотевший выпить, слез у Мраморной арки, заявив, что ему надо быть у дантиста, взял кэб и к этому времени уже восседал у окна своего клуба на Пикадилли.
Жена, сообщил Дарти своим приятелям, собиралась потащить его с визитами. Но он этого терпеть не может – благодарю покорно. Ха!
Кликнув лакея, Дарти послал его в холл узнать результаты заезда в 4.30. Устал как собака, продолжал Дарти; таскался с женой все утро. Хватит с него. В конце концов, есть же у человека личная жизнь.
Взглянув в эту минуту в окно, около которого он всегда садился, чтобы видеть прохожих, Дарти, к несчастью, а может быть, и к счастью, заметил Сомса, осторожно переходившего улицу со стороны Грин-парка с очевидным намерением зайти в «Айсиум», членом которого он тоже состоял.
Дарти вскочил с места; схватив стакан, он пробормотал что-то насчёт «этого заезда в 4.30» и поспешно скрылся в комнату для карточной игры, куда Сомс никогда не заглядывал. Сидя там в полутьме, он в полном уединении наслаждался личной жизнью до половины восьмого, зная, что к этому времени Сомс наверняка уйдёт из клуба.
Нечего и думать, повторял Дарти, чувствуя, что его одолевает соблазн присоединиться к разговорам у окна, – просто нечего и думать идти на риск и ссориться с Уинифрид сейчас, когда его финансы в таком плачевном состоянии, а «старик» (Джемс) все ещё дуется после той истории с нефтяными акциями, в которой Дарти совершенно не виноват.
Если Сомс увидит его в клубе, до Уинифрид обязательно дойдут слухи, что Дарти не был у дантиста. Дарти не знал другой семьи, где бы слухи «доходили» с такой быстротой. Лакированные ботинки Дарти поблёскивали в сумерках, он сидел посреди зелёных ломберных столиков с хмурой гримасой на оливковом лице и, скрестив ноги в клетчатых брюках, покусывал палец и ломал себе голову, где же раздобыть деньги, если «Эрос» не выиграет Ланкаширского кубка.
Его мрачные мысли обратились к Форсайтам. Что за народ! Ничего из них не выжмешь – во всяком случае, Сколько надо труда на это ухлопать. В денежных делах – выжиги; и хоть бы один спортсмен среди них нашёлся, разве только Джордж, больше никого. Взять этого Сомса, например: попробуй занять у него десятку, да его удар хватит, а нет, так он подарит тебя такой надменной улыбочкой, как будто конченный ты человек, раз уж решился просить взаймы.
А жена этого Сомса! Рот Дарти непроизвольно наполнился слюной. Он пробовал подружиться с ней, вполне естественно, что человеку хочется дружить с хорошенькой невесткой, но будь он проклят, если у этой (мысленно Дарти употребил очень грубое выражение) нашлось для него хоть единое словечко: смотрит на него, как будто перед ней так, мразь какая-то, а между тем она способна на многое – Дарти готов об заклад биться. Уж он-то знает женщин; такие мягкие глаза, такая фигура что-нибудь да значат, и Сомс в этом очень скоро убедится, если в слухах, которые ходят относительно «лихого пирата», есть хоть доля правды.
Встав с кресла, Дарти сделал круг по комнате и остановился у мраморного камина перед зеркалом; он простоял там довольно долго, созерцая собственное отражение. Как и у многих мужчин его типа, лицо Дарти с тёмными нафабренными усами и благообразными бачками казалось пропитанным льняным маслом. С озабоченным видом потрогав свой Довольно толстый нос, Дарти почувствовал там намёк на будущий прыщик.
Тем временем старый Джолион нашёл единственное свободное кресло в поместительной гостиной Тимоти. Своим приходом он, по-видимому, помешал какому-то разговору, все чувствовали явную неловкость. Тётя Джули, известная своей добротой, поторопилась прийти на выручку.
– Знаешь, Джолион, – сказала она, – мы как раз вспоминали, что ты давно уже у нас не показывался; впрочем, ничего удивительного в этом нет. Ты, должно быть, занят? Вот Джемс говорит, что сейчас такое горячее время…
– Да? – Старый Джолион пристально посмотрел на Джемса. – Не такое уж горячее время, надо только поменьше совать нос в чужие дела.
Джемс, с угрюмым видом сидевший в таком низеньком кресле, что колени его углом торчали кверху, беспокойно задвигал ногами и наступил на кошку, неосмотрительно спрятавшуюся здесь от старого Джолиона.
– Тут, кажется, кошка, – проворчал он обиженным тоном, почувствовав, что нога его попала во что-то мягкое и пушистое.
– И не одна, – сказал старый Джолион, оглядывая всех присутствующих, – я только что наступил на какую-то.
Последовало молчание.
Миссис Смолл сплела пальцы и, переводя свой трогательно безмятежный взгляд с одного лица на другое, спросила:
– А как поживает наша Джун?
В суровых глазах старого Джолиона промелькнула усмешка. Поразительная женщина эта Джули! Второй такой не найдёшь – всегда ухитрится сказать что-нибудь некстати!