Сага о Форсайтах, том 1
Шрифт:
– Впрочем, я думаю, – неожиданно добавил он, – что это к лучшему.
Тётя Энн не попросила разъяснить это странное заявление. Она поняла мысль брата. Если у Ирэн нет своих средств, значит она не наделает ошибок; потому что ходили слухи… ходили слухи, будто она просит отдельную комнату, но Сомс, конечно, не…
Джемс прервал её размышления.
– А где же Тимоти? – спросил он. – Разве он не приехал?
Сквозь сжатые губы тёти Энн прокралась нежная улыбка.
– Нет, Тимоти решил не ездить; сейчас свирепствует дифтерит, а он так подвержен инфекции.
Джемс ответил:
– Да, он себя бережёт. Я вот не имею возможности так беречься.
И трудно сказать, чего было
Тимоти и в самом деле показывался редко. Самый младший в семье, издатель по профессии, он несколько лет назад, когда дела шли как нельзя лучше, почуял возможность застоя, который, правда, ещё не наступил, но, по всеобщему мнению, был неминуем, и, продав свою долю в издательстве, выпускавшем преимущественно книги религиозного содержания, поместил весьма солидный капитал в трехпроцентные консоли. Этим поступком он сразу же поставил себя в обособленное положение, так как ни один Форсайт ещё не довольствовался меньшим, чем четыре процента; и эта обособленность медленно, но верно расшатала дух человека, и так уже наделённого чрезмерной осторожностью. Тимоти стал почти мифическим существом чем-то вроде символа обеспеченного дохода, без которого немыслима форсайтская вселенная. Он не решился на такой неблагоразумный поступок, как женитьба, и ни при каких обстоятельствах не захотел обзаводиться детьми.
Джемс снова заговорил, постукивая пальцем по фарфоровой вазе:
– Не настоящий Вустер [5] . Джолион, наверно, рассказывал тебе про этого молодого человека. Насколько мне известно, у него нет ни дела, ни доходов, ни сколько-нибудь серьёзных связей; но я ведь ничего не знаю – мне никогда ничего не рассказывают.
Тётя Энн покачала головой. По её старческому лицу с орлиным носом и квадратным подбородком пробежала дрожь; она стиснула свои худые паучьи лапки и переплела пальцы, как бы незаметно набираясь силы воли.
5
Вустер – здесь: марка английского фарфора. Город Вустер с XVIII в. был известен своими изделиями из фарфора.
Старшая из всех Форсайтов, тётя Энн занимала в семье не совсем обычное положение. Беспринципные эгоисты – впрочем, не в большей степени, чем их ближние, – Форсайты пасовали перед неподкупной тётей Энн, а когда приходилось поступать уж очень беспринципно, им не оставалось ничего другого, как стараться избегать встреч с ней.
Заложив одна за другую свои длинные худые ноги, Джемс, все ещё стоявший у окна, снова заговорил:
– Джолион, конечно, сделает по-своему. У него нет детей… – и запнулся, вспомнив о существовании сына Джолиона, молодого Джолиона, отца Джун, который натворил таких дел в прошлом и погубил себя, бросив жену и ребёнка ради какой-то гувернантки. – Впрочем, – поторопился добавить Джемс, – пусть делает как знает, я думаю, он может себе разрешить это. А сколько он даст ей? Наверно, тысячу в год, ведь у него больше нет наследников.
Он протянул руку щеголеватому, чисто выбритому человеку с почти голым черепом, длинным кривым носом, полными губами и холодным взглядом серых глаз, смотревших из-под прямых бровей.
– А, Ник, – пробормотал он, – как поживаешь?
Николас Форсайт, подвижной, как птица, и похожий на развитого не по летам школьника (совершенно законным путём он нажил солидный капитал, будучи директором нескольких компаний), вложил в холодную ладонь Джемса кончики своих ещё более холодных пальцев и быстро отдёрнул их.
– Скверно, – с надутым видом сказал он, – последнюю неделю чувствую себя очень скверно; не сплю по ночам. Доктор никак не разберёт, в чём дело. Неглупый малый – иначе я не стал бы с ним возиться, – но кроме счётов я от него ничего не вижу.
– Доктора! – с раздражением сказал Джемс. – У меня в доме перебывали все, какие только есть в Лондоне.
А проку от них? Наговорят вам с три короба, и только. Вот, например, Суизин. Помогли они ему? Полюбуйтесь, он стал ещё толще – настоящая туша. Помогли они ему сбавить вес? Посмотрите на него!
Суизин Форсайт, огромный, широкоплечий, подошёл к ним горделивой походкой, выставив вперёд высокую, как у зобастого голубя, грудь во всём великолепии ярких жилетов.
– Э-э… здравствуйте, – проговорил он тоном денди, – здравствуйте!
Каждый из братьев смотрел на двух других с неприязнью, зная по опыту, что те постараются преуменьшить его недомогания.
– Мы только что говорили про тебя, – сказал Джемс, – ты совсем не худеешь.
Суизин напряжённо прислушивался к его словам, вытаращив бесцветные круглые глаза.
– Не худею? У меня прекрасный вес, – сказал он, наклоняясь немного вперёд, – не то что вы – щепки!
Но, вспомнив, что в таком положении его грудь кажется не столь широкой, Суизин откинулся назад и замер в неподвижности, ибо ничто так не ценилось им, как внушительная внешность.
Тётя Энн переводила свои старческие глаза с одного на другого. Взгляд её был и снисходителен и строг. В свою очередь и братья смотрели на Энн. Она сильно сдала за последнее время. Поразительная женщина! Восемьдесят седьмой год пошёл, и ещё проживёт, пожалуй, лет десять, а ведь никогда не отличались крепким здоровьем. Близнецам Суизину и Джемсу – всего-навсего по семьдесят пять. Николас – просто младенец – семьдесят или около того. Все здоровы, и выводы из этого напрашивались самые утешительные. Из всех видов собственности здоровье, конечно, интересовало их больше всего.
– Я чувствую себя неплохо, – продолжал Джемс, – только нервы никуда не годятся. Малейший пустяк выводит меня из равновесия. Придётся съездить в Бат [6] .
– Бат! – сказал Николас. – Я испробовал Хэрроу-гейт [7] . Ничего хорошего. Мне необходим морской воздух. Лучше всего Ярмут [8] . Там я по крайней мере сплю.
– У меня печень пошаливает, – не спеша прервал его Суизин. – Ужасные боли вот тут, – и он положил руку на правый бок.
6
Бат – курорт с целебными источниками в графстве Сомерсетшир, юго-западная часть Англии.
7
Хэрроу-гейт – курорт с целебными источниками в графстве Йоркшир на севере Англии.
8
Ярмут – морской курорт на восточном побережье Англии.
– Надо побольше двигаться, – пробормотал Джемс, не отрывая глаз от фарфоровой вазы. И поспешно добавил: – У меня там тоже побаливает.
Суизин покраснел и стал похож на индюка.
– Больше двигаться! – сказал он. – Я и так много двигаюсь: никогда не пользуюсь лифтом в клубе.
– Ну, я не знаю, – заторопился Джемс. – Я вообще ничего не знаю: мне никогда ничего не рассказывают.
Суизин посмотрел на него в упор и спросил:
– А что ты принимаешь против этих болей?
Джемс оживился.