Сага о Форсайтах
Шрифт:
На лице Джолиона изобразилось комическое отчаяние.
– Где же находится эта несравненная галерея? В каком-нибудь роскошном районе, надо полагать?
– Сейчас же за Корк-стрит.
"Ах, - подумал Джолион, - так и знал, что она окажется сейчас же за чем-нибудь. Ну, теперь я могу попросить о том, что мне нужно от нее".
– Хорошо, я подумаю об этом, но только не сейчас. Ты помнишь Ирэн? Я хочу, чтобы ты со мной сейчас поехала к ней. Сомс ее опять преследует. Для нее было бы безопасней, если бы мы могли дать ей где-нибудь приют.
Слово "приют", которое он употребил случайно, оказалось как раз самым подходящим для того, чтобы вызвать сочувствие Джун.
– Ирэн! Я не встречалась с ней с тех пор, как... Ну конечно! Я буду рада помочь ей.
Теперь пришла очередь Джолиона пожать руку Джун с чувством теплого восхищения перед этим пылким великодушным маленьким существом его собственного производства.
– Ирэн гордый человек, - сказал он, искоса поглядывая на Джун, внезапно усомнившись, сумеет ли она проявить достаточно такта.
– Ей трудно помочь. С ней нужно обращаться очень бережно. Ну вот мы и приехали. Я ей телеграфировал, чтобы она нас ждала. Пошлем ей наши карточки.
– Я не выношу Сомса, - сказала Джун, выходя из кэба.
– Он всегда издевается над всем, что не имеет успеха.
Ирэн находилась в комнате, которая в отеле "Пьемонт" носила название "дамской гостиной".
Джун нельзя было упрекнуть в недостатке морального мужества: она прямо подошла к своей бывшей подруге и поцеловала ее в щеку, и они обе уселись на диван, на котором с самого основания отеля никто никогда не сидел. Джолион заметил, что Ирэн глубоко потрясена этим простым прощением.
– Итак, Сомс опять являлся к вам?
– сказал он.
– Он был у меня вчера вечером; он хочет, чтобы я вернулась к нему.
– Но вы, конечно, не вернетесь?
– воскликнула Джун.
Ирэн чуть улыбнулась и покачала головой.
– Но его положение ужасно, - прошептала она.
– Он сам виноват, он должен был развестись с вами, когда у него была возможность.
Джолион вспомнил, как в те прежние дни Джун пламенно надеялась, что память ее неверного возлюбленного не будет опозорена разводом.
– Послушаем, что думает делать Ирэн, - сказал он.
Губы Ирэн дрожали, но она сказала спокойно:
– Я предпочла бы дать ему новый повод освободиться от меня.
– Какой ужас!
– воскликнула Джун.
– А что же мне делать?
– Ну, об этом, во всяком случае, не стоит и говорить, - сказал Джолион очень спокойным тоном, - sans amour [21].
Ему показалось, что она сейчас заплачет, но она быстро встала и, отвернувшись от них, стояла молча, стараясь овладеть собой.
Джун неожиданно сказала:
– Вот что, я пойду к Сомсу и скажу ему, чтобы он оставил вас в покое. Что ему нужно в его годы?
– Ребенка. В этом нет ничего неестественного.
– Ребенка!
– с презрением воскликнула Джун.
– Ну разумеется, чтобы было кому оставить капитал. Если ему уж так нужен ребенок, пусть он себе возьмет кого-нибудь и заведет ребенка, тогда вы можете развестись с ним, и он женится на той.
Джолион подумал, что он сделал ошибку, привезя Джун, - ее пылкое выступление только выгораживало Сомса.
– Лучше всего было бы для Ирэн переехать спокойно к нам в Робин-Холл и посмотреть, как все это повернется.
– Конечно, - сказала Джун, - только...
Ирэн посмотрела Джолиону прямо в глаза. Сколько раз он потом пытался объяснить себе ее взгляд, и всегда безуспешно!
– Нет! От этого выйдут только неприятности для всех вас. Я уеду за границу.
Он понял по ее голосу, что это решено окончательно. Неизвестно почему у него мелькнула мысль: "Я мог бы там видеться с ней". Но он сказал:
– Вам не кажется, что за границей вы будете еще беспомощнее, если он вздумает последовать за вами?
– Не знаю. Я могу только попытаться.
Джун вскочила и принялась ходить взад и вперед по комнате.
– Как это все ужасно!
– сказала она.
– Почему люди должны мучиться год за годом, чувствовать себя несчастными и беспомощными, а все из-за этого гнусного святошеского закона?
Но в эту минуту кто-то вошел в комнату, и Джун замолчала. Джолион подошел к Ирэн.
– Не нужно ли вам денег?
– Нет.
– Как быть с вашей квартирой, сдать ее?
– Да, Джолион, пожалуйста.
– Когда вы едете?
– Завтра.
– И вам уже больше не понадобится заезжать домой? Он спросил это с тревогой, которая ему самому показалась странной.
– Нет; я взяла с собой все, что мне нужно.
– Вы мне пришлете свой адрес?
Она протянула ему руку.
– Я чувствую, что могу положиться на вас, как на каменную стену.
– Которая стоит на песке, - ответил Джолион, крепко пожимая ей руку.
– Но помните, что я в любую минуту рад для вас что-нибудь сделать. И если вы передумаете.
– Ну, Джун, идем, попрощайся.
Джун отошла от окна и обняла Ирэн.
– Не думайте о нем, - сказала она шепотом, - живите счастливо, и да благословит вас бог.
Унося в памяти слезы на глазах Ирэн и улыбку на ее губах, они молча прошли мимо дамы, которая помешала их беседе и теперь сидела за столом, просматривая газеты.
Когда они поравнялись с Национальной галереей, Джун воскликнула:
– Вот гнусные скоты с этими их отвратительными законами!
Но Джолион ничего не ответил. В нем была доля отцовской уравновешенности, и он мог смотреть на вещи беспристрастно, даже если его чувства были задеты. Ирэн права. Положение Сомса не лучше, пожалуй, даже хуже, чем ее. Что до законов, то они создаются в расчете на человеческую природу, которую они, естественно, расценивают не очень высоко. И чувствуя, что если еще останется с дочерью, он позволит себе сказать что-нибудь лишнее, Джолион простился с ней, вспомнив, что ему нужно торопиться на обратный поезд в Оксфорд: он кликнул кэб и оставил ее любоваться акварелями Тернера, пообещав, что подумает о ее салоне.