Сага о Форсайтах
Шрифт:
Дэнди поднял голову и тихонько заворчал.
– Он ужасно упрямый. Скажите, Джон изменился? Или похож еще на англичанина?
Молодой человек понял, что она наконец заговорила о чем-то для нее интересном.
– Похож. Но он чудесный малый.
– А его мать? Когда-то она была красива.
– Она и сейчас красива.
– Да, наверно. Седая, должно быть?
– Поседела. Вы ее не любите?
– Гм! Надеюсь, она не будет ревновать его к вашей сестре.
– Пожалуй, вы несправедливы.
– Пожалуй, несправедлива.
Она сидела неподвижно с ребенком на руках; лицо ее было сурово. Молодой человек, сообразив, что мысли ее где-то витают, встал.
– Когда будете писать Джону, - заговорила она вдруг, - передайте ему, что я ужасно рада и желаю ему счастья. Я сама не буду ему писать. Можно мне называть вас Фрэнсис?
Фрэнсис Уилмот поклонился.
– Я буду счастлив...
– А вы должны называть меня Флер. Ведь теперь мы с вами родственники.
– Флер! Красивое имя!
– медленно, словно смакуя это слово, произнес молодой человек.
– Комнату вам приготовят сегодня же. Разумеется, у вас будет отдельная ванная.
Он прикоснулся губами к протянутой руке.
– Чудесно!
– сказал он.
– А я было начал тосковать по дому: здесь мне не хватает солнца.
В дверях он оглянулся. Флер положила ребенка в гнездышко и задумчиво смотрела куда-то в пространство.
II
ПЕРЕМЕНА
Не только смерть собаки побудила Флер по-новому обставить китайскую комнату. В тот день, когда Флер исполнилось двадцать два года, Майкл, вернувшись домой, объявил:
– Ну, дитя мое, я покончил с издательским делом. Старый Дэнби всегда так безнадежно прав, что на этом карьеры не сделаешь.
– О Майкл! Ты будешь смертельно скучать.
– Я пройду в парламент. Дело несложное, а заработок примерно тот же.
Эти слова были сказаны в шутку. Через шесть дней обнаружилось, что Флер приняла их всерьез.
– Ты был совершенно прав, Майкл. Это дело самое для тебя подходящее. У тебя есть мысли в голове.
– Чужие.
– И говоришь ты прекрасно. А живем мы в двух шагах от парламента.
– Это будет стоить денег. Флер.
– Да, я говорила с папой. Знаешь, это очень забавно - ведь ни один Форсайт не имел никакого отношения к парламенту. Но папа считает, что мне это пойдет на пользу, а баронеты только для этого и годятся.
– К сожалению, раньше нужно пройти в выборах.
– Я и с твоим отцом посоветовалась. Он кое с кем переговорит. Им нужны молодые люди.
– Так. А каковы мои политические убеждения?
– Дорогой мой, пора бы уже знать - в тридцать-то лет!
– Я не либерал. Но кто я - консерватор или лейборист?
– У тебя есть время решить этот вопрос до выборов.
На следующий день, пока Майкл брился, а Флер принимала ванну, он слегка порезался и сказал:
– Земля и безработица - вот что меня действительно интересует. Я фоггартист.
– Что это такое?
– Ведь ты же читала книгу сэра Джемса Фоггарта.
– Нет.
– А говорила, что читала.
– Все так говорили.
– Ну все равно. Он весь в будущем и программу свою строит, имея в виду тысяча девятьсот сорок четвертый год. Безопасность в воздухе, развитие земледелия, детская эмиграция; урегулировать спрос и предложение внутри империи; покончить с нашими убытками в делах с Европой; идти на жертвы ради лучшего будущего. В сущности, он проповедует то, что никакой популярностью не пользуется и считается невыполнимым.
– Эти взгляды ты можешь держать при себе, пока не пройдешь в парламент. Ты должен выставить свою кандидатуру по спискам тори.
– Какая ты сейчас красивая!
– Потом, когда ты уже пройдешь на выборах, можно заявить и о своих взглядах. Таким образом ты с самого начала займешь видное положение.
– План недурен, - сказал Майкл.
– И тогда можешь проводить программу этого Фоггарта, Он не сумасшедший?
– Нет, но он слишком трезв и рассудителен, а это приближается к сумасшествию. Видишь ли, заработная плата у нас выше, чем во всех других странах, за исключением Америки и доминионов; и понижения не предвидится. Мы идем в ногу с молодыми странами. Фоггарт стоит за то, чтобы Англия производила как можно больше продовольствия; детей из английских городов он предлагает отправлять в колонии, пока спрос колоний на наши товары не сравняется с нашим ввозом. Разумеется, из этого ничего не выйдет, если все правительства империи не будут действовать вполне единодушно.
– Все это как будто разумно.
– Как тебе известно, мы его издали, но за его счет. Это старая история - "вера горами двигает". Вера-то у него есть, но гора все еще стоит на месте.
Флер встала.
– Итак, решено!
– сказала она.
– Твой отец говорит, что сумеет провести тебя по спискам тори, а свои убеждения ты держи при себе. Тебе нетрудно будет завоевать симпатии, Майкл.
– Благодарю, тебя, милочка. Дай я помогу тебе вытереться...
Однако раньше, чем переделывать китайскую комнату, Флер выждала, пока Майкл не прошел в парламент от одного из округов, где избиратели, по-видимому, проявляли интерес к земледелию. Выбранный ею стиль являл, собой некую смесь Адама и "Louis Quinze" [1]. Майкл окрестил комнату "биметаллическая гостиная" и переселил "Белую обезьяну" к себе в кабинет. Он решил, что пессимизм этого создания не вяжется с карьерой политического деятеля.
Свой "салон" Флер открыла в феврале. После разгрома либералов "центр общества" сошел на нет, и ореол политикоюридической группы леди Элисон сильно померк. Теперь в гору шли люди попроще. По средам на вечерах у Флер бывали главным образом представители младшего поколения; а из стариков показывались в "салоне" ее свекор, два захудалых посланника и Пивенси Блайт, редактор "Аванпоста". Это был высокий человек с бородой и налитыми кровью глазами, столь не похожий на свой собственный литературный стиль, что его постоянно принимали за премьера какого-нибудь колониального кабинета. Он обнаружил познания в таких вопросах, в которых мало кто разбирался. "То, что проповедует Блайт сегодня, консервативная партия не будет проповедовать завтра", - говорили о нем в обществе. Голос у него был негромкий. Когда речь заходила о политическом положении страны, Блайт изрекал такие афоризмы:
– Сейчас люди бродят во сне, а проснутся голыми.
Горячий сторонник сэра Джемса Фоггарта, он называл его книгу "шедевром слепого архангела". Блайт страстно любил клавикорды и был незаменим в "салоне" Флер.
Покончив с поэзией и современной музыкой, с Сибли Суоном, Уолтером Нэйзингом и Солстисом, Флер получила возможность уделять время сыну одиннадцатому баронету. Для нее он был единственной реальностью. Пусть Майкл верит в теорию, которая принесет плоды лишь после его смерти, пусть лейбористы лелеют надежду завладеть страной - для Флер все это было неважно: 1944-й год казался ей знаменательным только потому, что в этом году Кит достигнет совершеннолетия. Имеют ли какое-нибудь значение все эти безнадежные парламентские попытки чтото сделать? Конечно нет! Важно одно - Англия должна быть - богатой и сильной, когда подрастет одиннадцатый баронет! Они хотят строить какие-то дома - ну что ж, отлично! Но так ли это необходимо, если Кит унаследует усадьбу Липпингхолл и дом на Саут-сквер? Конечно, Флер не высказывала таких циничных соображений вслух и вряд ли сознательно об этом думала. На словах она безоговорочно поклонялась великому божеству - Прогрессу.