Сага о Форсайтах
Шрифт:
Это изречение насчет шика Босини произвело сенсацию, но мало кого убедило. Он "недурен собой", с этим еще можно согласиться, но утверждать, что в человеке с выдающимися скулами и странными глазами - в человеке, который носит фетровую шляпу, есть шик, могла только Уинифрид с ее экстравагантностью и вечной погоней за новизной.
Стояло то незабываемое лето, когда экстравагантность была в моде, когда сама земля была экстравагантна: буйно цвели каштаны, и клумбы благоухали как никогда; розы распускались в каждом саду; и ночи не могли вместить всех звезд, высыпавших на небе, а солнце целые дни напролет вращало свой медный щит над парком,
И липы в этом году были необыкновенные, золотые, как мед. Когда солнце садилось, на углах лондонских площадей стоял запах слаще того меда, что уносили пчелы, запах, наполнявший странным томлением сердца Форсайтов и им подобных - всех, кто выходил после обеда подышать прохладой в уединении садов, ключи от которых хранились только у них одних.
И это томление заставляло Форсайтов в сумерках замедлять шаги возле неясных очертаний цветочных клумб, оглядываться по сторонам не раз и не два, словно возлюбленные поджидали их, поджидали той минуты, когда последний свет угаснет под тенью веток.
Может быть, какое-то неясное сочувствие, пробужденное запахом цветущих лип, может быть, намерение по-сестрински убедиться во всем собственными глазами и доказать правильность своих слов - "ничего серьезного в этом нет" - или просто желание проехаться в Ричмонд, влекущий к себе в то лето решительно всех, побудило мать маленьких Дарти (Публиуса. Имоджин, Мод и Бенедикта) написать невестке следующее письмо:
30 июня.
Дорогая Ирэн!
Я слышала, что Сомс уезжает завтра с ночевкой в
Хэнли. Было бы очень недурно съездить в Ричмонд небольшой компанией. Пригласите мистера Боснии, а я раздобуду молодого Флиппарда.
Эмили (они звали мать Эмили - это считалось очень шикарным) даст нам коляску. Я заеду за Вами и за Вашим спутником в семь часов.
Любящая Вас сестра Уинифрид Дарти.
Монтегью уверяет, что в "Короне и скипетре" кормят вполне прилично".
Монтегью было второе, пользовавшееся большей известностью, имя Дарти; первое же было Мозес; в чем другом, а в светскости Дарти никто не откажет.
Провидение нагромоздило перед Уинифрид гораздо больше препятствий, чем этого заслуживали ее благожелательные планы. Прежде всего пришел ответ от молодого Флиппарда:
"Дорогая миссис Дарти!
Страшно огорчен. Не могу - вечер занят.
Ваш Огастос Флиппард".
Бороться с такой неудачей и подыскивать заместителя где-то на стороне было поздно. С проворством и чисто материнской находчивостью Уинифрид обратилась к мужу. Характер у нее был
Дарти тоже был в ударе. Эрос не получил Ланкаширского кубка. Этот знаменитый скакун, принадлежавший одному из столпов скаковой дорожки, поставившему втихомолку против Эроса не одну тысячу, даже не стартовал. Первые сорок восемь часов после этого провала были самыми мрачными в жизни Дарти.
Призрак Джемса преследовал его день и ночь. Черные мысли о Сомсе перемежались со слабой надеждой, В пятницу вечером он напился - так велико было его огорчение. Но в субботу утром инстинкт биржевого дельца взял верх. Заняв несколько сотен фунтов, вернуть которые он не смог бы никакими силами, Дарти отправился в город и поставил их на Концертину, участвовавшую в сэлтаунском гандикапе.
За завтраком в "Айсиуме" он сказал майору Скроттону, что этот еврейчик Натане сообщил ему кое-какие сведения. Будь что будет. Он сейчас совсем на мели. Если дело не выгорит - что ж... придется старику раскошелиться!
Бутылка Поль-Рожера, выпитая для придания себе бодрости, только распалила его презрение к Джемсу.
Дело выгорело. Концертина пришла к столбу на шею впереди остальных задала она ему страху! Но, как говорил Дарти, уж если повезет, то повезет!
К поездке в Ричмонд Дарти отнесся весьма благосклонно. Расходы он берет на себя. Ирэн всегда нравилась Дарти, и ему захотелось завязать с ней более непринужденные отношения.
В половине шестого с Парк-Лейн прислали лакея сказать, что миссис Форсайт просит извинения, но одна из лошадей кашляет!
Не сдавшись и после этого удара, Уинифрид сразу же снарядила маленького Публиуса (которому уже исполнилось семь лет) и гувернантку на Монпелье-сквер.
Они поедут в кэбах и встретятся в "Короне и скипетре" в 7.45.
Услышав об этом, Дарти остался очень доволен. Гораздо лучше, чем сидеть всю дорогу спиной к лошадям! Он не возражает против того, чтобы прокатиться с Ирэн. Дарти предполагал, что они заедут на Монпелье-сквер, а там можно будет поменяться местами.
Когда же ему сообщили, что встреча назначена в "Короне и скипетре" и что он поедет с женой, Дарт надулся и сказал:
– Так мы черт знает когда туда доберемся!
Выехали в семь часов, и Дарти предложил кэбмену пари на полкроны, что тот не довезет их в три четверти часа.
За всю дорогу муж и жена только два раза обменялись замечаниями.
Дарти сказал:
– Придется мистеру Сомсу поморщиться, когда он услышит, что его жена каталась в кэбе вдвоем с мистером Босини!
Уинифрид ответила:
– Перестань говорить глупости, Монти!
– Глупости?
– повторил Дарти.
– Ты не знаешь женщин, моя дорогая!
Во второй раз он просто осведомился:
– Какой у меня вид? Немножко осовелый? От этого вина, которым угощает Джордж, хоть кого разморит!
Он завтракал с Джорджем у Хаверснейка.
Босини и Ирэн приехали первыми. Они стояли у большого окна, выходившего на реку.
В то лето окна держали открытыми весь день и всю ночь; и днем и ночью запах цветов и деревьев врывался в комнаты, душный запах травы, нагретой солнцем, свежий запах обильной росы.