Сага о Греттире
Шрифт:
— Вижу я, — сказал конунг, — что ныне немногие сравняются с тобой в силе и мужестве, но уж слишком ты неудачлив, чтобы тебе можно было у нас остаться. Отпускаю тебя с миром, поезжай зимою, куда хочешь, но летом отправляйся в Исландию. Видно, там тебе и суждено сложить кости.
Греттир отвечает:
— Я хотел бы, если возможно, сперва снять с себя обвинение в сожжении, потому что я сделал это неумышленно.
— Скорее всего, так оно и есть, — сказал конунг, — но коль скоро из суда Божьего теперь ничего не вышло, — а все из-за твоей нетерпеливости — тебе ничем больше не оправдаться, и все останется как есть. Безрассудство
После этого Греттир пробыл еще некоторое время в городе, но ничего больше от Олава конунга не добился. Потом он поехал на юг, думая отправиться оттуда на восток, в Тунсберг, и разыскать Торстейна Дромунда, своего брата. Ничего о его путешествии не рассказывается, пока он не приехал на восток, в Ядар.
XL
Под праздник середины зимы Греттир приехал к одному человеку по имени Эйнар. Он был человек богатый и семейный и имел дочку на выданье, ее звали Гюрид. Гюрид была собой красавица и считалась лучшей невестой. Эйнар пригласил Греттира на праздник середины зимы к себе, и тот принял приглашение.
Тогда часто бывало в Норвегии, что лесные бродяги и разбойники выходили из лесов и, угрожая жителям поединком, уводили женщин или силой забирали у людей добро, если те не могли дать им отпор. Вот случилось, что однажды на праздник середины зимы к Эйнару хозяину явилась целая шайка разбойников. Их вожака звали Снэколль. Он был великий берсерк. Он потребовал, чтобы Эйнар либо отдал ему свою дочь, либо защищал ее, если это ему по силам. А Эйнар был тогда уже в летах и к битве неспособный. Он счел себя в великой опасности и спросил потихоньку у Греттира, что тот ему посоветует, — «ведь ты слывешь знаменитым мужем».
Греттир посоветовал ему соглашаться лишь на то, что не будет для него зазорно. Берсерк сидел на коне, на голове у него был шлем, и нащечники не застегнуты. Он держал перед собой щит с железным ободом, и вид у него был грозный. Он сказал хозяину:
— Выбирай, да поживее! А что тебе советует этот верзила? Или он сам хочет со мной потешиться?
Греттир сказал:
— Мы с хозяином друг друга стоим: ни тот ни другой не задира.
Снэколль сказал:
— Вы и подавно испугаетесь со мной биться, если я рассвирепею.
— Поживем — увидим, — сказал Греттир.
Берсерк решил, что тот просто зубы ему заговаривает. И вот он громко завыл и, поднеся щит ко рту, стал кусать край щита и свирепо скалиться. Греттир бросился вперед и, поравнявшись с конем берсерка, как ударит ногой по низу щита. Щит так и влетел берсеку в рот и выломал челюсть, и она свалились ему на грудь. Греттир же левой рукой схватил викинга за шлем и стащил с коня, а правой рукой в то же время выхватил висевший у пояса меч и ударил викинга по шее, так что голова слетела с плеч. Люди Снэколля, увидев это, бросились врассыпную. Греттиру не захотелось их преследовать, ибо он увидел, что они и без того совсем струсили.
Хозяин очень благодарил его за этот подвиг, и многие другие люди тоже. Все находили, что Греттир проявил здесь великую силу и смелость. Он пробыл там в почете все праздники, и хозяин с подарками проводил его со двора.
Греттир поехал затем на восток, в Тунсберг, и встретился с Торстейном, своим братом. Тот ласково принял Греттира и расспрашивал его о путешествии и о том, как он победил берсерка.
51
Трость шагов — нога; ворота брашен — рот; друг лебедя крови — воин, т. е. берсерк (лебедь крови — ворон); крепость стрел — щит; дно языка — рот.
Торстейн сказал:
— Всем бы ты, родич, взял, когда б не горькая твоя судьба.
XLI
Греттир пробыл у Торстейна остаток зимы и начало весны. Как-то утром, когда братья, Торстейн и Греттир, спали у себя в горнице, Греттир высунул руки из-под одеяла. Торстейн, проснувшись, это увидел. Немного погодя проснулся и Греттир. Тогда Торстейн сказал:
— Видел я твои руки, родич. И не показалось мне странным, что для многих был тяжеленек твой удар: я ни у кого не видывал подобных рук.
— Так знай, — сказал Греттир, — что ничего бы я не совершил, не будь у меня недюжинной силы.
— Было бы лучше, по-моему, — сказал Торстейн, — чтобы твои руки были потоньше, да посчастливей.
Греттир сказал:
— Правду говорят, что никто сам себе не творец. Дай-ка мне глянуть на твои руки.
Торстейн протянул руки. А был он донельзя длинный и тощий. Греттир улыбнулся и сказал:
— Мне больше незачем смотреть. Неладно ты скроен. Я, по-моему, сроду не видывал таких тощих рук. И женщина, думаю, будет тебя сильнее.
— Может, и так, — сказал Торстейн, — но да будет тебе известно, что вот эти самые тощие руки отомстят за тебя. А иначе ты так и не будешь отомщен.
— Кто знает, чем все это кончится, — говорит Греттир, — но на это, по-моему, мало похоже.
Больше об этом их разговоре ничего не рассказывается. Вот весна подошла к концу, Греттир сел себе на корабль и уплыл летом в Исландию. Братья расстались друзьями и больше уже никогда не свиделись.
XLII
Теперь надо вернуться к тому, что Торбьёрн Бычья Сила узнал о смерти Торбьёрна Путешественника, о которой уже рассказывалось. Он пришел в большой гнев и сказал, что был бы рад, если б этот удар не остался без ответа.
Асмунд Седоволосый летом долго болел и, почуяв, что конец его близок, позвал к себе своих родичей и сказал, что хочет, чтобы после его кончины Атли взял на себя все управление имуществом.
— Но боюсь, — сказал Асмунд, — что враги не оставят тебя в покое. Хочу я, чтобы все мои шурья и зятья оказывали тебе всяческую поддержку. А на Греттира у меня надежда плохая, ибо сдается, что на колесе его доля слеплена. Хоть и силен он, но боюсь, ему больше придется заниматься своими невзгодами, чем помогать родичам. А Иллуги хоть и молод, но вырастет в славного мужа, если только останется цел.