Сага о Гудрид
Шрифт:
– Торкель сын Херьольва, я заглянула в будущее. И ты, и многие из твоих людей останутся живы, когда зазеленеют горы, и лето обещает быть теплым и солнечным. Охотники, которых ты пошлешь за оленями, вернутся еще до зимы с хорошей добычей, а когда ты пошлешь кого-то охотиться на тюленей, то получишь вдобавок белого медведя. К лету в море будет полно рыбы, а сено будет длинным и душистым. Эрик Рыжий доживет до следующего тинга в Братталиде. Мор скоро спадет, но прежде еще унесет жизни некоторых, как и голод. А теперь я предскажу судьбу каждого.
Она проворно сошла с возвышения
– Ты славно пела, девочка, именно этого я и ожидала от приемной дочери Халльдис. А потому я поручаю тебе собрать с пола мои священные предметы. Когда ты сделаешь это, я предскажу тебе твою судьбу.
Гудрид протянула руку за кошелем и почувствовала, что она вся дрожит от усталости. Халльдис никогда не предупреждала ее о том, что возникает такое бессилие, когда делаешь все серьезно. Словно бы ее тело куда-то исчезло, а остался только ее голос и слова, а теперь она вновь ощутила себя целой.
Она подобрала с пола одну из трезубых дощечек и взглянула на нее в неверном свете лампы. На одной стороне были вырезаны маленькие руны, гласившие: «Меня сделала Торбьёрг», на другой: «Посвящается Фрейру». Дерево грело руку, и Гудрид поспешила собрать все остальное в волшебный кожаный кошель.
Проталкиваясь через толпу к прорицательнице, девушка слышала людской гул. Все с облегчением радовались добрым новостям. Сама Торбьёрг склонилась над юношей, который за время болезни не мог ни есть, ни пить. Он то и дело отхаркивал мокроту, и лихорадочно горящие глаза его не отрываясь смотрели на Торбьёрг. Та сказала:
– Возле тебя сидит белая куропатка, я вижу ее. Это твой дух-двойник, и он будет с тобой то недолгое время, пока ты еще жив. Умрешь ты легкой смертью.
Юноша слабо кивнул и натянул на себя серый шерстяной плащ, служивший ему одеялом.
– Я так и думал, – сказал он. – А мне так хотелось сделать что-нибудь стоящее в жизни – я собирался вместе с хозяином этим летом на охоту. Но видно, не суждено.
И он так закашлялся, что Гудрид подумала, что предсказание Торбьёрг вот-вот исполнится. Но прорицательница мягко, ритмично провела по лбу юноши рукой, и тот вскоре уснул. Прорицательница взглянула на Гудрид и крепко сжала ей руку.
– Я хочу, чтобы все слышали, что я предскажу тебе, Гудрид дочь Торбьёрна. И твой отец тоже слышит нас! Я вижу твою судьбу: ты удачно выйдешь замуж, и может, не один раз. Ты далеко уехала, а в будущем уедешь еще дальше, ибо ты молодая и крепкая, и тебе не страшны болезни. Норны [3] прядут длинную нить твоей судьбы.
Торбьёрг окружали люди, и они пытались выспросить у прорицательницы что-то свое, так что Гудрид не сразу поняла, что напророчествовала ей Торбьёрг. Она ничего не сказала в ответ и пошла искать своего отца. Но Рагнфрид преградила ей дорогу:
3
Древнескандинавские богини судьбы.
– Как ты думаешь, Торбьёрг может предсказать мне что-нибудь хорошее? Будет ли удобно, если Торкель вызовет ее сюда? А ты не боялась стоять рядом с ней и петь? Ты что, тоже хочешь быть прорицательницей?
Гудрид сразу не нашлась, что ответить на такое множество вопросов. И поэтому она просто улыбнулась и сказала:
– Торбьёрг действительно ясновидящая.
И она сама тоже, подумала о себе Гудрид. Она ведь тоже видела белую куропатку, и с того самого момента, когда юноша заболел, она поняла, что долго он не протянет. Она только пыталась понять, где пролегает граница между даром ясновидения и тем, что умные люди в Исландии называют колдовством. Можно ли открывать свою душу для чужих сил, как учила ее Халльдис?
Гудрид ждала, когда же кончится этот вечер, и ей хотелось остаться одной, обдумать предсказание Торбьёрг и сопоставить его с тем, что происходило вокруг нее в жизни.
ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ ТОРУ И ПРИХОД В ЦЕРКОВЬ
На следующее утро, когда Торбьёрг-проридательница покинула Херьольвов Мыс, Гудрид вышла на двор. Светало. С серого неба падали снежинки, сильнее, чем обычно, слышался шум моря. Из хлева раздавалось приглушенное мычание.
Гудрид направилась к приоткрытому загону, в котором находились кони. Она не видела своего жеребенка с тех пор, как начались хлопоты с прорицательницей. Спотыкаясь и скользя, надвинув шапочку на самый лоб, девушка спешила к загону, откуда доносились стук копыт, фырканье и жевание рыбных остатков и моха.
Она положила локти на перегородку, ищя глазами своего жеребенка среди неясно различимых силуэтов, и тихо позвала:
– Торфинна?
Похрустывание на мгновение прекратилось. Но мягкая морда так и не ткнулась в протянутую руку Гудрид. Она позвала вновь:
– Торфинна? Ты спишь?
Гудрид вскрикнула от испуга, почувствовав на своем плече чью-то руку. Внезапно, словно тролль, вырос перед ней Харальд Конская грива в своем поношенном плаще и с мешковиной на голове.
– Здесь нет Торфинны, Гудрид.
– Что это значит? Где же ей быть?
– Наверное, на кухне.
– К-кухне? – Гудрид вздрогнула, будто от удара.
– Да. Прорицательнице было нужно ее сердце.
Онемев от изумления, Гудрид уставилась на Харальда. А тот взнолнованно продолжал:
– Твой отец приказал мне забить жеребенка, я не хотел этого. Торфинна была такой красивой.
– Да, – произнесла Гудрид бесцветным голосом. – Это был славный жеребенок.
Путь назад к дому показался ей невыносимо долгим. Гудрид ощущала тяжесть в ногах и голове, будто бы в них было полно камней. Она вдруг заметила, как темно и холодно вокруг.
Тихо помогала она Герде Кожаные губы по дому, надеясь переговорить попозже с отцом. Он избегал ее с тех пор, как она пела для Торбьёрг, а теперь ушел на охоту вместе с Торкелем и Белым Гудбрандом. Постепенно на смену грустной подавленности в душе Гудрид пришла злость. Разве можно с ней так обращаться, когда они остались вдвоем с отцом и живут из милости в чужом доме!