Сага о халруджи. Книга 5. Тайны Древних
Шрифт:
– Вон он! Гремер прямо за тобой! – закричала Магда, указывая за спину стоящего ближе всех к выходу Каюма. Тот подпрыгнул, выхватывая джамбию на лету, обнажили клинки и другие кучеяры, тщетно вглядываясь в темноту. Ошарашенный поступком Фадуны и осознанием, что только что лишился волшебного снадобья, уже подарившего ему надежду, Арлинг сел, не сразу осознав, что за долгое время впервые смог сделать это самостоятельно. «Нет в том для тебя никакого страха, если корни свои ищешь», – прошептал в голове Нехебкай, но Регарди отмахнулся от него, тоже прислушиваясь к тому, что творилось снаружи. Не было там никакого чудовища. Лишь Хамна беспокойно ворочалась, чувствуя приближение бури.
– Нет
И будто не чувствуя, что гремер, о котором она говорила, уже появился в пещере только не в образе пумы, а в виде молодых кучеяров, в душе которых закипали океаны ненависти, Фадуна повернулась к Арлингу и, ткнув в него пальцем, сказала:
– То, что сделаешь, на моей совести. Тигр не враг, но не выбирай его. Выбирай меня. Неважно, что происходят вокруг, важно то, что внутри тебя. Кто внутри. Слушай его. Дружи с ним. Освободи его. И не ешь больше всякую дрянь. А ты, – ее палец переметнулся с Регарди на Блая, – можешь начинать. Потому что он, – она кивнула в сторону Арлинга, – тоже готов.
– Сучка драганская! – взбеленился Блай, которого словно спустили с поводка. Размахнувшись, он влепил Магде пощечину, от силы которой та отлетела вглубь пещеры, упав между сидевшим на полу Арлингом и группой учеников, ужас которых стал почти физическим явлением. Потому что одновременно с падением Фадуны снаружи кто-то захохотал, и голос этот не мог принадлежать человеку.
Магда не поднялась, а кучеяры не успели понять, кто смеялся над ними под дождем так близко от пещеры, ведь в тот момент, когда голова Фадуны коснулась руки Арлинга – он каким-то чудом сумел броситься к ней, чтобы рухнуть на пол вместе и не дать Магде разбить затылок о камни, – в тот миг внутри самого Арлинга разлилась глубокая тишина, среди таинственного покоя которой он вдруг услышал музыку.
Поначалу он принял ее за отвратительный голос южного ветра, пробирающегося в расщелинах гор и пустотах пещер и обычно предвещающего беду, но по мере того, как стихал ветер во внешнем мире, пение в голове Регарди становилось четче и звучнее. Странная мелодия пробуждала в груди уныние и одновременно дикую страсть, говорила о неведомом, навевала тайну о жизни и смерти. То отдалялась и исчезала, то опять звучала с новой силой. Голова шла кругом от этой тоски и страсти. Подчиняясь неведомой силе, Арлинг шевельнулся и пополз к выходу из пещеры, не замечая ни Магды, ни учеников имана, которые все внимательно слушали песню, звучавшую внутри него. Даже эхо с небесных вершин Гургарана откликнулось на его призыв, который потом подхватили черные глотки пещер и опрокинули в долину колдовским шквалом новой порции дождя. Закружились в пляске пайрики, а после и таинственный смерч поднял Арлинга в небеса, унес в прошлое, обнажив величайшую тайну, которую он ощущал непрестанно и никогда не мог постичь. Тайна жизни и мертвых, тайны пустыни и гор, тайна темного солукрая, о котором не писал даже Великий Махди, но о котором шептались серкеты.
Тучи расступились, и зной мгновенно обжег ладони, цеплявшиеся за камни. Марево солнца поднялось внезапно, и земля Карах-Антара будто закипела, отпуская из себя воду. Всякое начало, всякий путь, всякое время имеет свой конец, и эта ночь тоже окончилась. День начался и замер.
Замер и Регарди, до которого не сразу дошел ужас содеянного. Темный солукрай выплеснулся так легко, будто всегда ждал лишь его зова. Не понадобилось многолетних тренировок, изнурительной практики и сложной теории. Все произошло мгновенно – за тот миг, пока ресницы смыкаются, чтобы моргнуть. Арлингу редко бывало страшно, но сейчас сердце зашлось
Пятеро учеников имана сидели на полу, раскачивались из стороны в сторону и пускали слюни. Один подражал горному ахару, другой изображал маленькую птичку майну, третий не иначе, как представлял себя пумой. Молодые кучеяры рыкали, охали, хрюкали, хлопали в ладоши, тыкали друг в друга и пытались разговаривать, но могли лишь лепетать. Сознание уступило место безумию, и, пожалуй, то было страшнее, чем физические увечья.
Магда тоже мало чем отличалась от учеников имана. Но помимо безумия, которое всегда дружило с Фадуной, с ней случилось что-то еще. И это «еще» пугало Арлинга больше всего на свете. Оно незримо обволакивало фигуру Видящей, предупреждая о грядущем.
Магда выбросила лекарства имана, спровоцировала кучеяров, а потом и темный солукрай. Видящая начала свою игру, Регарди оставалось либо стать ее частью, либо начать собственную.
«Выбери меня», – прошептал в голове голос Нехебкая, и Арлингу впервые не захотелось его прогонять.
– Мы все исправим, – убеждал его Индиговый, пока Регарди, держась за каменные стены, пытался выйти из пещеры. Руки слушались, иногда в них даже чувствовалась, пусть и не скорость, но былая сила, зато ноги превратились в костыли, которые можно было с трудом передвигать. Причем зачастую с помощью тех же рук. Если правая двигалась и сгибалась, то левую приходилось волочить за собой или опираться на нее, как на палку. И тем не менее он встал. Сам. Оставалось глотать досаду, потому что лекарство имана подействовало в короткие сроки и можно было только гадать о чуде, которое могло свершиться.
Сначала он дойдет до входа, наберет воды и помоет Магду, потому что Видящая не иначе как обмочилась. Если обоняние, конечно, еще не подводило его. С рассудком Фадуны творилось примерно то же, что и с разумом младших учеников, но Магда хотя бы иногда разговаривала. Она непрестанно болтала обо всем, что видела, в бесконечных подробностях описывая камни, дождь и ветер – все, что сейчас наполняло ее мир. Иногда у нее текла из носа кровь, но больше Арлинга беспокоила ее кожа. Она стала не только сухой и горячей на ощупь, но местами как будто покрылась чешуйками. Хотя, возможно, ему показалось. Когда он попытался снять пару чешуек с ее кожи, Магда болезненно вскрикнула. Регарди обнял ее и долго укачивал, пока Фадуна не успокоилась, вернувшись к прежнему занятию – к разговору с непогодой.
Хотелось забиться под камни и умереть, но Арлинг запретил себе малодушие. Пусть в его голове и шептал безумный бог, и Регарди уже давно не мог назвать себя нормальным, но слова Индиговый говорил верные: он все исправит.
– Мы все исправим, – повторил Нехебкай, довольный, что Арлинг, наконец, слушает его, а не прогоняет. – Если договоримся.
– Никаких сделок не будет, – прошептал Регарди, стиснув зубы, потому что безболезненно перетащить левую ногу через камни на пороге не удалось. С каких пор ссадины на коже стали так раздражать? Наверное, с тех самых, как мир стал звучать глуше.
– Она ведь все правильно сделала, – тем временем бормотал Нехебкай. – Какой интересный выбор, не так ли? Остаться калекой, но сохранить чувства, которые тебе подарил солукрай, или вернуть себе движение, но перестать ощущать мир? Это выбор без выбора. Либо ты делаешь, что должен, либо делаешь, что нельзя.
– А ты когда-нибудь думал, что выбора может быть больше, чем два варианта? – огрызнулся Арлинг. – Как ты мог допустить такое?
– Допустить что? – притворился не понимающим Индиговый.