Сага о Хродвальде
Шрифт:
Шквальный ветер прекратился так же быстро, как и начался. Хродвальд удивился больше всего тому, что дома по бокам улицы остались не тронуты. Даже дерн с крыш не посрывало.
И тогда Эгиль, утробно рыкнул как проснувшийся медведь-шатун, взял в левую руку, освободившуюся от щита, длинный нож, и снова пошел вперед.
Брагги медленно, не торопясь, повесил флейту на свой широкий, весь в золотых бляхах, пояс. А потом хохотнул, и сказал Эгилю, который был уже совсем рядом:
В танце сына железного рода
Устоять
Хродвальд раскрыл рот от удивления! Говорить вису — стихотворение скальда, в такой момент? Как вообще об этом можно думать сейчас! Да еще такое, с таким сложным кеннингом-иносказанием! Как Брагги сказал? “Сын железного рода” — это должно быть воин. “Танец воина” — битва… Хродвальд похолодел. Только сейчас он наконец понял, что на его бога напали. Что Эгиль идет к Брагги с оружием на изготовку! Хродвальд рванулся на Эгиля, но Брагги опередил его. Бог, придержав за плечо Оддруна, вышел вперед, и оказался всего в десятке шагов от Эгиля. Хродвальд увидел, что Эгиль огромен, и похоже достает макушкой богу до подбородка. Если измерять его в шлеме.
Эгиль замер на секунду, и прорычал:
Зря за мою добычу, ты скальд заступился!
Вон уж ворон смотрит, ты его теперь добыча!
И в самом деле, на соседний дом сел огромный ворон. Брагги широко развел руки, словно приглашая Эгиля в объятья, и Эгиль бросился на бога.
Брагги резко свел руки вместе, хлопнув в ладоши с грохотом, словно само небо раскололось. От Брагги взметнулась вверх стена грязи, сминая Эгиля, как чайку сминает удачным ударом весла.
И хоть удар был направлен вперед от Брагги, но и Хродвальду досталось. Словно конь лягнул молодого ярла в грудь! Хродвальда подбросило в воздух, и он упал лицом в грязь, перевернувшись в воздухе. Успев заметить, как Клепп низко приседает, закрывая собой свою пленницу.
Словно он знал что такое может быть.
Хродвальд не выпустил меч, и тут же начал подниматься. Это было трудно — израненное еще в схватке на галере тело, слушалось плохо. Ему никто не помогал — работницы разбежались уже давно. Хродвальд бы не удивился, если бы узнал что они поняли что дело идет к драке, еще до него. У рабов на это особое чувство. Хродвальд наконец сумел сесть, и опереться на меч. Он посмотрел в ту сторону где стояли Брагги и Эгиль, и успел заметить, что Эгиль уже стоит на ногах. Шлем с него сорвало, и этим воспользовался Оддрун, с размаху ударив Эгиля древком копья по затылку.
Удар был такой силы, что даже у Хродвальда заболела голова.
Эгиль упал. Но только на одно колено. И даже топор не выпустил.
Брагги коротко и властно сказал:
— Вяжите его, и его людей. Эгиля в яму, его людей к рабам. Я буду их судить на алтинге. — И оглянувшись на Хродвальда улыбнулся — Эй кто нибудь! Помогите моим гостям! Они еще не выпили и одного хмельного рога, а уже падают с ног от моего гостеприимства!
И подняв лицо к небу, Брагги расхохотался.
*****
Через три дня в Браггихольме, Хродвальд решил что если он останется тут до конца жизни, то ничего не потеряет, а только приобретет. Целебные травы, и тихая игра бога на свирели, затянули раны, и вернули. И Хродвальду казалось, что был он сейчас сильнее чем когда либо раньше. А вот Атли выздоравливал медленно. И хоть раны его уже затянулись, и не было ни жара, не других признаков злой болезни, ходил старый Скальд все еще с помощью работниц. Иногда, по вечерам, когда Брагги приходил поиграть им на своей волшебной свирели мелодию силы и здоровья, они даже немного говорили с богом.
Насколько можно говорить с богом — обычно он говорил себе, да и слушал себя сам, а остальные были нужны только для того, чтобы это не было слишком странно.
— Старый мой друг, — приговаривал Брагги голосом, настолько наполненным заботой, что у Хродвальда намокали глаза — Как же ты впал в неистовство берсерка, не сняв кольчуги? Ты нанес вред своему и телу. и духу! Если бы пути судьбы не привели тебя сюда, то бы умер, так и не сумев восполнить силы…
— Да я! — вскидывался Атли, и тут же затихал под успокаивающий бархатный голос Брагги.
— Ничего, у тебя впереди много дел, и много саг. Сейчас я сыграю на своей свирели, и ты уснешь, а во сне ты будешь становиться сильнее…
И бог подносил к губам свою оплетенную сделанными из золота змеями, флейту, и играл. Играл для всех, кто был в Браггихольме — волшебная мелодия успокаивала и погружала в сон все селение, щадя только часовых. Но сидел он все же вместе с Хродвальдом и его командой, в длинном доме, который почти весь — не считая нескольких десятков коней за перегородкой — был подарен на время им.
Хродвальд ел, спал, тренировался с хирдманами Брагги, осматривал свою добычу, и словно охотник в голодном зимнем лесу, выстраивал сложную вязь узоров из следов, чтобы соблазнить молоденькую работницу, что помогала на кухне. Она была не против, но пробраться к ней ночью Хродвальд не мог, так как засыпал от игры Брагги слишком крепко. Но дело шло на лад, и он готов был поставить овцу против курицы, что еще до конца недели сможет заставить эту девицу кусать губы от удовольствия. Может и не одну её.
На четвертый день стало ясно, что те кто был ранен в команде Хродвальда, и до сих пор не умер, скорее всего будут жить. Среди них, как ни странно, оказались все три молодых Скъелдинга. Удивительно живучие люди, эти Скъедлинги. Южане смогли убить только их отца. Даже тот, что принял меч в горло, смог прожить три дня, и попасть в Браггихольм, где его выходили.
Вечером четвертого дня, вместо Брагги к ним пришел Оддрун, и пригласил в чертог Брагги. На малую тризну. Тех, кто хочет.
Никто, кроме Атли, этому не обрадовался. Люди не против застольных песен что поет бог, и хмельной радости что он дарит. Но быть рядом с бессмертным… Это бывает опасным. Однажды Брагги пришел в ярость, и оторвал человеку голову, только за то, что тот слишком много выпил, и не удержал выпитое в себе. Это было еще при отце деда Хродвальда, но такое редко забывается. И, хоть спроси любого на севере о таком случае, каждый скажет что никогда про такое не слышал — но про это, да и про другие странные вещи что случаются с Брагги, тихо шепчутся по вечерам у очага.