Сага о копье: Омнибус. Том III
Шрифт:
Стражники пребывали в хорошем расположении духа, как и большинство людей сегодня. Весенний Рассвет означал конец холодной, темной зимы и возвращение солнца. Фестиваль был шумным праздником, прославляющим жизнь. Значит, будут вино, танцы, смех и небольшие потасовки. Люди проснутся на следующее утро с гудящими головами, расплывчатыми воспоминаниями и слабым чувством вины, означающими, что накануне они чудесно провели время. Детей, рождающихся через девять месяцев после этой ночи, называют «дети Весеннего Рассвета», и считается, что они счастливчики. После этого праздника несколько семей обязательно сыграют поспешные свадьбы.
Фестиваль неминуемо привлекал со всей округи многих нечистых на руку личностей: воров-карманников, грабителей, мошенников, девиц легкого поведения и картежников. Стражники знали, что бесполезно пытаться не впускать их в город, — если этот сброд не пройдет в одни ворота, то сделает попытку войти в другие, и рано или поздно это удастся. Лорд-мэр приказал не задерживать направляющуюся в город толпу слишком долго и не заставлять людей сердиться; ему было нужно, чтобы празднующие тратили как можно больше денег на рынке, постоялых дворах и в тавернах. Кроме того, стражники получили приказ прогонять всех кендеров, но это делалось только напоказ. И те и другие знали, что к полудню последние, совершенно счастливые, будут бродить по городу.
В этой части Абанасинии зима выдалась мягкой, да к тому же вселяющая ужас Великая Драконица Берилл наконец-то погибла, так что поводов для празднования оказалось предостаточно. Некоторые предлагали заодно отпраздновать возвращение Богов, но большинство обитателей города выступили против. Жители Стаутона всегда считали себя справедливыми. Люди испытывали потребность в Богах, когда те впервые покинули Кринн во время Первого Катаклизма, но жизнь продолжалась, и все постепенно привыкли обходиться без них. Затем Боги вернулись, и люди очень обрадовались этому событию. Но во время Второго Катаклизма Боги снова ушли, однако все были так озабочены своими проблемами, что даже и не заметили этого. Теперь Боги опять вернулись. Люди говорили, что очень рады, но на самом деле было очень утомительно то закрывать Храмы, то снова открывать, затем опять закрывать и опять открывать.
Тем временем жизнь шла своим чередом.
Во времена Первого Катаклизма Стаутон был маленьким городком с населением в двести человек. В последующие столетия он вырос и стал процветать. Теперь население города насчитывало около шести тысяч человек, стены уже дважды приходилось разбирать, переносить и снова воздвигать. Стаутон делился на внутреннюю часть, носившую название Старый Город, внешнее кольцо — Новый Город и небольшой придаток, который еще не имел официального названия и в народе именовался Новостройками.
Город был тщательно убран в честь праздника и украшен флажками и весенними цветами. Молодые люди проснулись в этот день рано, горя от нетерпения начать веселье. Сегодня они могли вволю пошалить, поскольку матери и отцы в этот день были на удивление невнимательны к поцелуям украдкой и к полуночным встречам.
День и веселье были в самом разгаре, когда показался черный паланкин, с царственной медлительностью движущийся к городу. Он немедленно привлек к себе внимание. Те, кто стоял в первых рядах, увидев паланкин, дернули за рукава тех, кто стоял за ними, чтобы те тоже посмотрели. Вскоре вся толпа, ожидающая входа в город, вытягивала шеи и удивленно восклицала.
Паланкин не присоединился к очереди, а сразу двинулся к воротам. Люди потеснились, чтобы дать ему дорогу. Воцарилась напряженная тишина. Никто, начиная с благородного рыцаря и заканчивая последним бродягой, никогда не видел ничего подобного.
Черные шелковые занавеси при каждом шаге носильщиков мягко колыхались. Корпус тоже был черным; его украшали поблескивающие золотые черепа. Однако наибольшее внимание привлекли носильщики: четыре женщины, рост каждой из которых составлял не менее шести футов, а тела были мускулистыми, как у мужчин. Все четыре были очень красивы и очень похожи друг на друга. Прозрачные черные одеяния соблазнительно облегали их тела, и казалось, под тонкой струящейся материей можно разглядеть абсолютно все. Носильщицы не смотрели по сторонам даже тогда, когда их окликали подвыпившие молодые люди, и шли вперед с каменными лицами, неся тяжелую ношу так, словно она весила не больше перышка.
Те, кому удалось отвести взгляд от женщин, воззрились на паланкин, гадая, кто находится внутри, однако сквозь тяжелые занавеси, украшенные золотой тесьмой, разглядеть что-либо было невозможно.
Лишь один человек, жрец Кири-Джолита, узнал золотые черепа.
— Будьте осторожны, друзья мои! — воскликнул он, бросившись к нескольким дерзким мальчишкам, бежавшим вслед за паланкином. — Черепа — символ Чемоша!
Это имя немедленно прокатилось по толпе. Теперь все были уверены, что хозяин паланкина жрец Бога Смерти. Некоторые вздрогнули и отвели взгляд, но большинство казались заинтригованными. Паланкин не внушал никакого ужаса, наоборот, исходящий от колышущихся складок полога приятный пряный аромат успокаивал.
Жрец Кири-Джолита по имени Ллеу видел на лицах людей любопытство, а не страх и поэтому не знал, что делать. Жрецы всех Богов ожидали, что Чемош попытается отобрать бразды правления у Саргоннаса. Целый год, с тех пор как Боги вернулись, они обсуждали, на какой дерзкий поступок решится Повелитель Смерти. Теперь казалось, что Чемош наконец-то что-то предпринял. Ллеу заметил, что многие в толпе смотрят на него выжидающе, надеясь, что он устроит скандал. Но жрец стоял спокойно, пока странные носильщицы проходили мимо, лишь бросил беглый взгляд на складки полога в попытке рассмотреть, кто же сидит внутри.
Когда процессия стала медленно удаляться, Ллеу покинул свое место и осторожно последовал за паланкином вдоль толпы, уверенный, что, достигнув ворот, человеку внутри придется обнаружить себя перед стражниками и тогда появится возможность взглянуть на него.
Однако многим в голову пришла та же идея, поэтому люди ринулись за паланкином, толкая друг друга и стараясь хоть что-то разглядеть. Стража, услышав пробежавшие по толпе шепотки, что все это как-то связано с Чемошем, отправила посыльного за шерифом, чтобы тот разобрался в происходящем. Шериф примчался верхом, намереваясь взять ситуацию в свои руки и самому расспросить чужестранца. Стоило паланкину приблизиться к воротам, как воцарилась гробовая тишина — каждый ожидал услышать голос таинственного человека.
Шериф окинул взором паланкин и женщин-носильщиц и в растерянности почесал подбородок.
— Господин шериф, — тихо произнес Ллеу, — если я могу помочь…
— Брат Ллеу, я рад, что ты вернулся! — воскликнул с облегчением страж порядка и склонился в седле, чтобы посоветоваться. — Думаешь, это жрец Чемоша?
— Это всего лишь моя догадка, — ответил Ллеу, — Жрец или жрица. — Он посмотрел на паланкин. — Золотые черепа, безусловно, его символ.
— Что же мне делать? — Шериф был дюжим мужчиной, привыкшим иметь дело с забияками из таверн и разбойниками с большой дороги, а не с женщинами шести футов ростом, обладательницами неподвижного взгляда, несущими паланкин с таинственным человеком внутри. — Отправить их восвояси?