Сага о королевах
Шрифт:
Но я хочу рассказать о Сигрид. Скоро после смерти Харальда Гренландца у нее появился жених, который ей очень понравился. Это был Олав Трюгвассон, конунг Норвегии. Но когда Сигрид отказалась принять христианство, конунг ударил ее по лицу перчаткой и назвал языческой сукой. Та пощечина всегда горела на щеке Сигрид.
Потом она вышла замуж за датского конунга Свейна Вилобородого. И изо всех сил стала настраивать мужа и сына против Олава Трюгвассона, пока не добилась своего. Что случилось, известно всем. Датский и шведский конунги объединились с Эйриком ярлом и вступили в битву с Олавом Трювассоном у Свёльда. Олав Трюгвассон проиграл то сражение и бросился с корабля в море. Говорят, что он утонул.
А теперь я подошла к третьей норне — Ингебьёрг, сестре Олава Трюгвассона.
Она была замужем за Рёгнвальдом ярлом и жила в Скаре. Рёгнвальд ярл поддерживал Олава Шведского, но Ингебьёрг никогда не смогла забыть о том, что он убил ее брата. Она постоянно мечтала о мести.
Вот три норны, что пряли нити моей судьбы. Мне вспомнились слова одной песни:
Так нить судьбыПряли усердно,Что содрогнулисьВ Браланде стены;Нить золотуюСвили и к небу —К палатам луны —Ее привязали.На восток и на западКонцы протянул и,Конунга землиНитью отметили;К северу бросилаНерп сестраНить, во владеньеСевер отдав ему. [7]7
Перевод В.Корсуна.
Я родилась в год битвы при Свёльде [8] .
Мою мать звали Эдла, она была дочерью вендийского ярла, ее взяли в плен и сделали наложницей Олава Шведского. Она родила ему двоих детей — Эмунда, который правит сейчас в Свитьоде, и меня. И она научила нас ненавидеть отца прежде, чем мы узнали, что такое ненависть.
Когда конунг женился, королева уговорила его отослать Эдлу. Мы остались с отцом. Королева ненавидела нас так же, как любила собственных детей. У них с конунгом Олавом были дочь Ингигерд, почти ровесница мне, и сын Якоб, которого потом прозвали Энунд Якоб.
8
Битва при Свельде произошла в 1000 г.
Отец никогда не защищал нас. Он вообще всегда уступал, когда встречался с сильной волей. Но если ему и не хватало силы, то уж в избытке были в его характере ярость и жестокость. Мы с Эмундом почти также боялись его, как и королеву. Когда его наконец уговорили отослать нас, мы не плакали, а были рады. В то время мне было десять зим, а Эмунду — двенадцать. Брата отослали к родственникам матери, а меня — в Скару, к другому Эмунду — Эмунду Эгильссону, который и воспитал меня.
У него мне было хорошо.
В Скаре я познакомилась с Рёгнвальдом ярлом и его женой Ингебьёрг.
Ингебьёрг очень обрадовалась, когда поняла, что я ненавижу своего отца. Она хорошо относилась ко мне и часто разговаривала со мной. Она всячески старалась напомнить мне, как плохо отец обошелся с матерью и братом.
Моя мачеха, королева, умерла, когда мне исполнилось шестнадцать зим.
После ее смерти отец часто присылал за мной, и мы очень подружились с моей сводной сестрой Ингигерд.
Ингебьёрг, жена Рёгнвальда ярла, все время подговаривала меня восстановить сестру против отца, и это оказалось совсем не сложно. Никто бы не смог чувствовать любовь к этому вспыльчивому и неуправляемому человеку.
В усадьбе отца я встретила Оттара Черного. Он был исландцем, с черными волосами и жгучими черными глазами. Оттар владел искусством поэзии, и когда он говорил свои висы, не заслушаться его было просто невозможно.
Астрид замолчала и отпила из рога; она часто так делала во время рассказа. Но на этот раз ее сводный брат Эгиль Эмундссон не выдержал. Он сейчас лагманн, судья-старейшина, как и его отец. Астрид очень хотела, чтобы он присутствовал при ее рассказе.
— Не кажется ли тебе, Астрид, — сказал он, — что ты будешь рассказывать лучше, если не будешь так часто пить из рога?
— Тебя позвали не для того, чтобы ты делал мне замечания, — резко ответила королева и продолжила:
— Нет никакого смысла скрывать сейчас, что мы со скальдом Оттаром любили друг друга. Но мы знали, что о браке не может быть и речи. Нам удалось только несколько раз тайно встретиться. Он обнимал меня и нежно гладил лицо.
Но однажды он прошептал:
— Астрид, мы не должны больше встречаться. Я не выдержу.
— Ты боишься моего отца? — спросила я.
— Нет, — ответил он. — Я боюсь самого себя.
Он крепко обнял меня и прижал к себе, а потом внезапно оттолкнул.
— Уходи! — сказал он. — Или я испорчу жизнь нам обоим.
— Ты уверен? — спросила я.
— Да. Тебе найдут достойного тебя жениха. И я прошу Бога, чтобы твой будущий муж так же сильно любил тебя, как и я.
Он остановился, помолчал и быстро добавил:
— Я хочу сказать одну вещь, которую ты должна запомнить на всю жизнь. Никто не сможет полюбить тебя больше, чем Оттар.
Я была молода и глупа, а он разбудил во мне новые чувства. Я обвила руками его шею.
— Откуда мне знать, что ты говоришь правду?
Он схватил меня за руки и отстранил.
— Я бы мог уговорить тебя бежать со мной. Я этого не делаю. И когда-нибудь ты поймешь, что это лучшее доказательство моей любви.
— Хорошо, тогда из любви ко мне сложи песнь в мою честь, ведь ты сочиняешь хвалебные драпы конунгам за вознаграждение. Если сочинишь такую песню, я поверю в твою любовь.
Оттар внимательно посмотрел на меня.
— Пусть будет так. Я сочиню песнь, хотя я и знаю, что это может стоить мне головы. Твой отец убьет меня, если узнает, что я сложил стихи о его дочери.
Оттар сдержал слово. Когда он произнес свою песнь, мы были вдвоем. При звуке его стихов смолкли птицы, утих ветер и даже журчанье ручейка стало тише. А голос Оттара все звучал, полный нежности и тоски, завораживая все вокруг.
Мы думали, что больше нас никто не слышит, И только намного позже мы поняли, что уши есть и у леса.
Она умолкла, и тут раздался резкий голос Рудольфа:
— Королева, вы хотели рассказывать об Олаве Святом, а не о собственных грехах молодости.
— Услышите вы и о конунге Олаве, — усмехнулась Астрид, — Скоро наступит и его черед. И она продолжала: