Сага о сотнике. Перстни легатов.
Шрифт:
– Сколько у вас, - говорю, - здесь человек? Всего? И сколько улететь захотят?
Посовещались они быстро, пальцы позагибали. Двадцать семь человек насчитали. И вывозить надо всех.
– Заправляемся, полные баки, собирайтесь и полетели.
На том и порешили. Через три часа все в салон залезли.
Вот и мне довелось с беженцами столкнуться. Вспомнились бесконечные колонны людей и повозок на дороге, стада по обочинам. Горцы шли на штурм Нарбона, дикие предки швейцарцев атаковали Милан, хохотнул я. Тогда была война, а сейчас?
Посмотрел на народ, детей всего двое. Это уже разгром. Мы уже вымираем. Через
При взлете меня напрочь засыпало. На голову свалился телевизор, из тех еще больших и объемных, я их лет пять уже не видел, ноги придавило швейной машинкой, а в руки мне закинуло дамочку, мечту режиссера порнографических фильмов. Бюст у нее был далеко за седьмым номером. Жаль, я не поэт. С трудом отцепив руки от такого богатства, и освободив ногу из ловушки, уполз наверх, за ящики с патронами.
Там уже аборигены обосновались, добычу оценивали. По их расчетам, товару выходило миллиона на два. В валюте. В монгольских тугриках было бы больше, но курса никто не знал. Решали люди, как добро делить, по головам или по семьям. Одиночки были за вариант: одна семья – одна доля. Люди семейные, особенно с детьми, предпочитали другой расклад, по головам. Ладно, меня это не касается, сами разберутся. Мы с Умником погрузились в мир биржевых отчетов, и посадку я определил по заложенным от перепада давления ушам. Вцепился в поручень какой-то и сжался слегка. Толчок легкий, рев двигателей под ухом мощный, за ним я первую очередь, а может быть и вторую, пропустил. Стреляли в упор, и много. Стволов шесть. Двое в кабине, остальные в салоне. Под шальную пулю попадать никакого желания не было, и пополз я по вещам к экипажу. Выберусь с ними, так надежнее. Постучался, открыли.
– Чего, морячок, спросить хочешь? Здесь до моря километр, прямо на север.
Это летчик шутит. Имеет право, кстати.
– Саид, ты как здесь оказался?
Штурман острит.
– Стреляли, - говорю нерадостно. – Только вы еще не сцепитесь в дележе, мамы ваши блудницы. Пошли смотреть, что там случилось.
Спрыгнули мы на бетон взлетно-посадочной полосы, отворили дверь настежь, и начали трупы складывать. Три человека уцелело. Мужичок один, водку сразу нашел, и подальше залез с тремя бутылками. Он и сейчас спал сладко, половинку последней из рук не выпуская. Детеныш лет шести жив остался, пули прямо над головой в ящик с консервами вошли. И знойная женщина, мечта поэта, рядом стоя бюстом колыхала. Остальные все на мерзлую землю легли. Нигде я таких непримиримых людей не встречал. Стреляли до последнего патрона. У одного голова прострелена, а магазин все равно пустой. Нет, чтоб мирно жребий бросить, раз не договорились.
– Парни, я не в доле, заявляю официально, пока мне никто в спину не выстрелил. Если вам ребенок мешает, мы его в детский дом определим, - сообщил я всем свою позицию.
Не удалось мне доброе дело. А жаль. Не их. Они сами свою судьбу выбрали. Загадал я, что если получится кому-то помочь, то с Крепышом все будет в порядке. Дорога назад все равно одна – через Припять. Есть намерение постучаться еще раз в двери ДК «Энергетик». Пройтись по его широким коридорам и актовому залу, оставляя о своем визите долгую память. Не нравятся мне люди, сидящие возле костров, вокруг которых головы человеческие с черепами вперемешку на колья насажены.
Тут машина к нам подошла. Вездеход
Кеннеди с Гонсалесом из машины вылезли, оператор за ними вслед. Уже снимает. У янки многое русского человека смешит, их любовь к комиксам, к упрощенной подаче материала, но они всегда свое дело делают. Оператор будет снимать даже всадников Апокалипсиса. И ад за ними крупным планом.
– В чем дело? – Кеннеди меня спрашивает.
А для нас с Умником соврать дело привычное. Мы с ним, если кого за день не обманем, ужинаем без аппетита, и спать не можем.
– Массовое самоубийство, - говорю. – Сектанты не захотели жить в мире полном греха и соблазнов. У вас тоже такое было в Гайане.
Умник им сразу старую хронику на экраны скидывает. А мы, россияне, свои дела заканчиваем.
– Время принятия решения, - говорю жестко. – Самолет желательно на базу в Киев вернуть, там, правда, груз обратно в склад заберут, но без денег не останетесь. Каждому по четыреста тысяч долларов. На обзаведение хозяйством. И народ на базе нужен. Работы полно. Или мы вас заправляем, и летите, куда глаза глядят.
Летчик голову повесил.
– В чем дело? – спрашиваю.
Отвечает он, что никакая медкомиссия его к полетам не допустит. Вот ерунда, смеюсь. На аэродроме пусть найдет Овсова, и тот все устроит. Правда, до первого срыва задания. Ну, это как везде. Только на гражданке увольняют с выговором в личное дело, а у нас его занесут на надгробие. И все дела.
Экипаж разъяснение устроило, и стали они в новый рейс собираться. На Киев.
Умник им маршрут на карту вывел. Немецкий пилот самолет на Красную площадь сажал, а уж транзитом пройти, задача совсем простая. Спихнул я этот груз с плеч долой, помахал им вслед, и подумал, может быть, и этого хватит, чтобы у Крепыша все было хорошо? А остальные не в счет.
Трупы мы в печи местной ТЭЦ сожгли. Угля там три бункера полных. Со времен Союза, полагаю, резерв. Вот и пригодился. Не к чему нам здесь всякие следователи из прокуратуры. Не были нужны эти люди никому при жизни, нечего их беспокоить и после смерти. Как сказал один политик по поводу одной подводной лодки: «Она утонула». Они умерли. Осушим слезы наши, ибо завтра нам может предстоять то, из-за чего живые позавидуют мертвым. По любому.
Гонсалес, душка, слегка побледнел от нашей работы. У них самолет был с вертикальным взлетом и посадкой, чтоб от состояния полосы не зависеть, а в воздухе болтались штурмовики прикрытия, самолет электронной разведки и заправщик. На земле они уже развернули автономный модуль на двенадцать человек с биотуалетом. А душа у них не было. Вот облом.
Стартовую площадку я выбрал прямо в скале, у пирса для атомных подводных лодок. Если нам сюда бомбу кобальтовую бросят, потери будут минимальными. Только мы. И кусочек камня кубометров несколько тысяч. Не жалко.
Гонсалес с оператором речью человеческой не владеют, лепечут между собой словно снорки, радуются, что в историю войдут. Лишь бы не вляпались.
– Сразу после моего перехода артефакт в контейнер убирай, и улетайте. Можешь к нам на базу, или на Аляску к себе, - говорю я Кеннеди.