Сага о Йёсте Берлинге
Шрифт:
Хутор, где жил пастушонок, стоял в глухом лесу. Сюда вела крутая лесная тропа, вокруг теснились горы, закрывая солнце, а рядом над бездонным болотом круглый год поднимался холодный туман. Жителям равнины вряд ли захотелось бы поселиться в таком месте.
Пастушонок и пастушка решили пожениться, когда вырастут, поселиться на хуторе и кормиться своим трудом. Но пожениться они не успели: началась война, и парнишку забрали в солдаты. Вернулся он домой цел и невредим, но война оставила на нем неизгладимую печать. Слишком много зла и жестокости увидел он и потерял
Вначале никто не заметил в нем перемены. Он пошел с подругой детских лет к пастору, и тот огласил их помолвку. Лесной хутор над Экебю стал им домом, как они давно мечтали, но радости в этом доме не было.
Жена смотрела на мужа, как на чужого. После того, как он вернулся с войны, она не узнавала его. Он громко смеялся и почти все время молчал. Она стала бояться его.
Он никого не обижал, никому не причинял зла и работал усердно. И все же никто его не любил, и обо всех он думал худое. Он и сам чувствовал себя здесь ненавистным для всех чужаком. Теперь лесные звери стали ему врагами. Худо жить в лесу тому, кто затаил недобрые мысли.
Да хранят светлые воспоминания и добрые чувства того, кто живет в лесной глухомани! А не то он в царстве животных и растений увидит одно лишь насилие и стремление убить друг друга, какое видел среди людей. Он станет опасаться всего, что его окружает.
Сам Ян Хёк, бывший солдат, не мог понять, что с ним приключилось, однако чувствовал, что в душе у него творится что-то неладное. Мира и покоя в доме не было. Сыновья выросли сильными, смелыми и забияками — то и дело дрались с кем попало.
С горя жена его принялась изучать тайны леса. Она отыскивала лечебные травы на болоте и в зарослях кустарника. Она водилась с подземным лесным народцем и знала, какие жертвы им угодны. Она научилась заговаривать болезни и давать приворотное любовное зелье. Ее боялись, считали колдуньей, хотя она делала людям добро.
Однажды жена решила поговорить с мужем, спросить, что грызет его душу.
— С тех пор, как ты ушел на войну, тебя словно подменили. Что они там с тобой сделали?
Он разъярился и чуть было не поколотил ее, и каждый раз, когда она затевала разговор о войне, он приходил в бешенство. Само слово «война» стало ему ненавистно, и скоро все поняли, что о войне с ним лучше не говорить. И люди стали остерегаться говорить с ним об этом.
Однако никто из его товарищей по оружию не мог сказать, что он причинил на войне больше зла, чем другие. Он сражался, как и подобает солдату. Но, видно, ужасы войны до того потрясли его, что он стал видеть зло во всем. Война была причиной всех его горестей. Ему казалось, будто вся природа ненавидит его за то, что он участвовал в этом грязном деле. Более сведущие люди могли утешать себя тем, что они сражались за честь Отчизны. А что он в этом понимал? Он знал лишь, что его ненавидят за то, что он проливал кровь и творил зло.
В то время, когда майоршу изгнали из Экебю, он жил на хуторе один. Жена его умерла, а сыновья разъехались кто куда. Однако во время ярмарки в доме у него было полно
В пятницу началась ярмарка в Брубю, и в тот же день был убит капитан Леннарт. Монс Силач, нанесший капитану смертельный удар, был сыном Яна Хёка, хозяина лесного хутора. И потому, сидя вечером в воскресенье на хуторе, они чаще обычного протягивали старику бутылку с вином и рассказывали ему про хорошо им знакомую тюремную жизнь, тюремную пищу и о том, как ведется следствие.
Старик сидел на чурбане в углу возле очага и большей частью молчал. Его большие потускневшие глаза безучастно смотрели на дикое сборище в его доме. Сгустились сумерки, но ярко пылавший в очаге огонь освещал лохмотья, жалкий вид этих людей, говоривший о беспросветной нужде.
Внезапно дверь медленно отворилась, и в комнату вошли две женщины. Это были молодая графиня Элисабет и дочь пастора из Брубю. Какой удивительной показалась графиня старику, когда она, сияя кроткой красотой, вошла в полосу света от пламени очага. Она рассказала сидевшим в комнате людям, что Йёсту Берлинга не видели в Экебю с того самого дня, когда умер капитан Леннарт. Она и ее служанка чуть ли не весь день искали его в лесу. Она видит, что здесь в доме собрались люди, привыкшие странствовать, они, верно, знают все лесные тропы в лесу. Может быть, они видели его? Она зашла сюда передохнуть и спросить, не видели ли они его.
Ни к чему было и спрашивать. Никто из них его не видел.
Они подали ей стул. Она опустилась на него и некоторое время молчала. Шум в хижине затих. Все смотрели на нее с удивлением. Ей стало не по себе от воцарившегося молчания, она вздрогнула и попыталась завести разговор о чем-нибудь постороннем.
— Мне кто-то говорил, что вы были солдатом, дедушка, — сказала она сидевшему в углу старику, — расскажите что-нибудь про войну!
Тишина стала еще более гнетущей. Старик делал вид, будто ничего не слышал.
— Интересно послушать про войну от того, кто сам воевал, — продолжала графиня, но тут же резко оборвала фразу, заметив, что дочь пастора из Брубю делает ей какие-то знаки. Видно, она сказала что-то, чего не следовало говорить. Все, кто был в комнате, уставились на нее с таким видом, словно она нарушила самые простые правила приличия. Внезапно раздался грубый и резкий голос одной из цыганок:
— А не вы ли графиня из Борга?
— Да, я.
— Не пристало графине гоняться по лесу за полоумным пастором! Тьфу, срам да и только!