Сахар на обветренных губах
Шрифт:
— Блин! — чертыхнулся он недовольно. — Я хотел тебя просто подальше от катка оттащить, чтобы ты не мешала мне с Барби, но теперь, походу, придётся отвезти тебя домой, чтобы ты не переставала думать о том, что во мне есть что-то хорошее.
— Бедненький, — всхлипнула я притворно, при этом стараясь запомнить, что хромать мне нужно на правую ногу.
Мы сошли со льда и подошли к лавкам. Вадим аккуратно усадил меня рядом с нашими куртками и, присев на корточки напротив меня, начал расшнуровывать коньки.
— Я нормально, Вадим. Дай,
— Не лезь, — отрезал он неожиданно строго. С осторожностью снял с моей правой ноги ботинок и носок. Теплыми пальцами мягко прощупал щиколотку. — Болит?
— Немного, — ответила я с легкой улыбкой, стараясь не отвлекаться на нашествие мурашек, поднявшихся от щиколотки, которой всё ещё касался Вадим. — Уже почти отпустило.
Я быстро надела куртку, чтобы спрятать за как можно большим количеством ткани возможную потерю крови.
Рану всё ещё саднило и неизвестно, что там сейчас происходило.
Вадим обратно надел носок на мою ногу, а затем подставил под неё ботинок.
— Я сама, — остановила я его, внаглую отобрав свой ботинок, чтобы как можно скорее надеть его на ногу, которая уже не испытывала никакого дискомфорта. — Не загоняйся так, — улыбнулась я Вадиму и даже позволила себе коснуться его плеча. — Я уже нормально. Отвези меня домой.
— Прозвучало как «ты классный, иди в жопу», — в его голосе были слышны нотки обид, хоть глаза и излучали тепло и спокойствие.
— Ну… — повела я плечами. — Ты классный.
— Понял, — вдохнул Вадим и резко выпрямился во весь рост, возвысившись надо мной. Нырнул головой под мою левую руку и, приобняв за талию, помог встать.
— Это я могла бы и сама сделать.
— Это забота. Заткнись.
— Поняла, — хохотнула я коротко и, изображая хромоножку, позволила Колесникову вывести меня из ледового дворца на парковку, где он усадил меня в машину и быстро сел за руль.
До многоэтажки, в которой я жила, Вадим домчал достаточно быстро. Всё это время я следила за состояние своей руки и косилась на манжет, надеясь, что, если с порезом всё печально, кровь не выступит к запястью.
Обошлось.
Вадим припарковался недалеко от подъезда, обежал машину и помог мне выбраться из неё. Придерживая за руку, которую я ему доверила, довёл меня до подъездной двери. Выглядел он загруженным.
— Не парься. Я сама виновата, что слишком в себя поверила.
— Стрёмно получилось. Я думал, что мы нормально пососёмся у твоего подъезда, а теперь хз, за что тебя потрогать можно.
— Меня, желательно, вообще не трогать, Колесников. Я добро на распускание твоих лап не давала.
— Я спас тебя! — изрёк он нарочито возмущенно.
— Ты же меня и покалечил.
— Ну, ты хоть рано не засыпай. Я напишу.
— Посмотрим, может быть, я тебе даже отвечу.
— Я знал, что ты на меня запала, крошка, — подмигнул он мне игриво и коснулся кончика носа подушечкой пальцев, и тут же аккуратно поддел подбородок. — Давай, доведу тебя до квартиры.
— Хитрый
— Как хочешь… Рано не засыпай, Алёнушка.
До квартиры я дошла спокойно. Только заходить в неё пока не спешила. Прижавшись спиной к стене рядом с металлической дверью, несколько минут просто вслушивалась в тишину.
А в квартире сейчас реально было тихо.
Не знаю, хороший это или плохой знак, но то, что мне придётся в неё зайти хотя бы ради Кати — это точно.
По времени — ещё не глубокий вечер, но родители уже должны были вернуться с работы.
Достав из кармана куртки ключ, я открыла дверь и вошла в квартиру.
Алкоголем не воняло. Это обстоятельство позволило мне с облегчением выдохнуть.
Сняв ботинки, я стянула с плеч рюкзак, а затем куртку.
Из комнаты вышла мама и хмуро осмотрела меня с ног до головы.
— Ты где была? — строго спросила она, выглядя при этом так ровно, будто лом проглотила.
— Гуляла, — ответила я, не глядя на неё.
Опустила правую руку и красная змейка крови, будто ждавшая этого момента, скользнула к ладони и по пальцам.
— Твою мать! Алёнка! — вовремя вышел из комнаты отчим. Со злостью и страхом он смотрел на то, как в моей ладони собирается алая лужица. — Я же говорил тебе, никуда сегодня не ходить. Какого хрена ты попёрлась в этот свой сраный универ?! Сидела бы дома! Иди смывай всё это! хули вы застыли?! Аптечку неси, блядь! — рявкнул отчим, толкнув маму в плечо. А сам ушёл обратно в комнату, где прибавил погромче телевизор.
Молодец какой…
Команды раздал.
— С тобой одни проблемы, — вздохнула мама укоризненно и пошла в сторону кухни.
Катя показалась из своей комнаты и аккуратно махнула мне ручкой.
С ней всё хорошо и ладно.
Для начала я зашла в свою комнату, взяла всё необходимое для душа и только после этого закрылась в ванной.
Толстовку, всё же, заляпала кровью. Всё вещи с себя пришлось закинуть в стирку.
Сняв с раны окровавленный и съехавший на сторону бинт, я увидела, что края пореза, которые ещё утром казались мне сросшимися, разошлись. Кровь сочилась, конечно, не так сильно, как было накануне ночью, но, видимо, из-за того, что уже прошло достаточно много времени после катка, бинт и вата успели пропитаться кровью насквозь.
В комнате после душа меня уже ждала мама. Скрестив руки на груди, она всем своим видом выказывала недовольство.
— Доставай свою аптечку. Обработаю. Нашей же ты брезгуешь, — сыронизировала она, скривив рожицу.
— Плохая пародия, мам.
— Мам?! — выплюнула она злобно.
— Я же утром для тебя была просто женщиной. Забыла?
— Ты ею и осталась. Просто удобная кличка — «мам». Коротко, да и ты уже привыкла на неё откликаться. Да, женщина? — заглянула я ей насмешливо в глаза. — Вот видишь, не реагируешь. А если бы я добавила «мам», то ты нашла бы что мне ответить. Не надо мне ничего обрабатывать. Я сама.