Сахар на обветренных губах
Шрифт:
С этой точки отлично видно, что и мы с Вадимом те же земля и небо. Разные. Абсолютно.
Он залюблен до кончика каждого своего волоса. Знает это сам и, уверена, ежедневно находит этому подтверждение.
Поэтому он такой яркий, лёгкий и свободный во всём, что делает. Он знает, что его любят, знает, что защитят. Ему не страшно.
А я… спасибо, что жива, получается…
Я не завидую ему. Я искренно рада тому, что на свете существуют такие мамы, как у него. Мне о такой остается только мечтать, но при этом ни на что не надеяться. Себе
Я уже давно ничего не жду.
Только свободу.
«Кажется, я подсел не только на тебя, но теперь и на то, что ты слушаешь. Хочу ещё», — потребовал Колесников.
Прикусив нижнюю губу, я широко улыбнулась и неожиданно для самой себя свободно выдохнула.
Снова посмотрела на балкон с синей гирляндой и вернулась к чату.
Я: «Пожалею тебя. Сегодня. Эта песня будет долбить в колонках твоей машины, как ты любишь»
Прикрепив трек, я отправила сообщение, заблокировала экран и прислонилась затылком к стене за собой, чтобы вместе с Вадимом прослушать то, что ему отправила.
Глава 26
Лёгкая улыбка отпечаталась на моих губах со вчерашнего вечера. Или сегодняшней ночи.
В общем, после полуночной переписки с Колесниковым ощущение лёгкости не покидало меня.
Кто ж знал, что мне может понравится общение с этим парнем? И пусть ночью мы только обменивались песнями, слушали их и обсуждали, я совсем не жалею о случившемся сегодня недосыпе. Хотя бы потому, что в моих наушниках играет новая музыка, которая ночью запала мне в мозг и зазвучала в голове едва я проснулась.
Возможно, в роке нулевых, что мне скидывал Колесников, нет ничего невероятного, но я соглашусь с ним, что старый рок звучит лучше нового. Linkin Park, Papa Roach, Nickelback, Three Days Grace и многие узнаваемы и понятны. По крайней мере, в их манере пения я могу свободно уловить слова и примерно понять, что хочет сказать мне исполнитель. «Примерно» — потому что английским я владею на троечку. Иногда на четыре с минусом. Колесников его знает в совершенстве. Я не проверяла, но он был убедителен.
Ночью он довольно опрометчиво пообещал, что ради меня приедет сегодня на пары пораньше. Прям к первой.
Смешно.
Он ради себя-то любимого к первой паре приехать не может, а уж ради меня и подавно не поднимет ни голову от подушки, ни зад от матраса.
И снова я улыбнулась себе, как дурочка, вспомнив его голосовое, в котором он почти даже нежно сказал: «Спокойной ночи, Алёнушка».
Казалось бы, ничего особенного, но его тихий чуть хриплый голос в моих наушниках оказался приятным. Задел чувственные струны, стряхнул с них пыль и пробудил импульс, разнесший внутри грудной клетки приятное тепло. Как если бы мы сидели с
Как-то сегодня незаметно быстро для самой себя я дошла от автобусной остановки до дорожки к универу. Вчерашний мокрый снег взялся скользкой коркой и норовил уронить меня на лопатки за любой необдуманный шаг. Приходилось идти неспеша и смотреть себе под ноги, чтобы не навернуться.
Но уронил меня в итоге не лёд. А чьи-то грязные лапы.
Всего секунда.
Резкий толчок между лопаток, чей-то ботинок, бьющий по ноге.
Я успела сориентироваться только для того, чтобы быстро вынуть руки из карманов куртки и выставить их перед собой, дабы не удариться лицом о грязный лёд.
Левую коленку прострелило резкой болью. Зубы сами собой крепко стиснулись, чтобы я не издала ни одного вопля или стона боли. Привычка молчать и не ныть не подвела даже сейчас Ладони горели на холодном льду от того с какой силой проскользила ими по шершавой поверхности.
Я позволила себе на секунду зажмурить глаза, чтобы прийти в себя и не дать слезам пролиться.
Из-за этого я точно не стану ныть. По крайней мере, не сейчас. Не при обидчиках, сапоги на высоких каблуках которых я видела периферийным зрением.
Не давая мне до конца опомниться, кто-то сорвал шапку с моей головы и в следующее мгновение до боли схватил за волосы на затылке. Резко оттянул их назад. Пришлось поднять взгляд, но не разомкнуть зубы.
— Смотри сюда, сука. Узнаёшь? — голос Миланы не был для меня сюрпризом. Я уже по каблукам поняла, кто столь «вежливо» меня притормозил недалеко от входа на территорию универа.
Единственное, чего я не ожидала, — увидеть на телефоне стервы, которым она практически ткнула мне в нос, фотографию, где мы с Колесниковым обнимаемся посреди катка и смотрим друг другу в глаза так, будто влюблены и вот-вот поцелуемся.
— А неплохо мы здесь с Вадиком получились, да? — хмыкнула я самодовольно. — Скинешь мне? На заставку телефона поставлю.
— Ты чё, сука?! — кулак с моими волосами сильнее сжался на затылке. Да и саму мою голову уже оттянули назад до предела. Дышать в таком положении тяжело. — Думаешь, я поиграть с тобой хочу? Забыла, с кем разговариваешь?
— Я-то прекрасно тебя помню, полоскун-потаскун. А вот если ты ещё раз дёрнешь мою башку за волосы, я заставлю тебя запомнить меня. По-хорошему прошу. Убери. Свои. Руки.
— И что ты сделаешь, крыса? — едко выплюнула Милана. — Скулить начнёшь, чтобы я запомнила? Так начинай. Контент мне подгонишь. Лесь, снимай, — бросила она команду одной из своих куриц.
И та в ту же секунду вышла перед нами, подняла руку с телефоном и, очевидно, начала запись.
Вокруг нас уже начали собираться зрители. Думаю, такого бодрящего утра они не ждали.
— А теперь целуй мне сапоги и проси прощения, — Милана снова дёрнула меня за волосы и выставила вперед длинную ногу, колено которой скрывалось под тонким черным капроном.