Сахарный кремль
Шрифт:
— Вот и ладно… — Саша заглянула корове под брюхо, поправляя прозрачный, испачканный навозом шланг «ромашки», по которому пульсировало молоко. Распрямилась, вытерла рукавом ватника выступивший на лбу пот:
— Вот и ладно…
«Ромашка» пропищала «конец» и отключилась.
— Совсем ничаво, — Саша присела на корточках, стала снимать «ромашку» с вымени. — Хоссподи, и когда ж эта вясна окончится?
Подхватив «ромашку», пошла по неровному настилу к двери, потянула за собой шланг. Корова взмыкнула.
— Хоссподи… — вспомнила Саша про сено.
Повесила капающую
— Жри… — шлепнув корову по боку, подхватила «ромашку», смотала шланг, подхватила и вышла из хлева, закрыв на колышек обитую войлоком дверь.
На заднем дворе было мокро и грязно. С серого утреннего неба падали редкие крупные хлопья мокрого снега. Дружок, высунув из собачьей конуры лохматую морду, понуро наблюдал за Сашей. Сматывая грязный, тянущийся по двору от избы к хлеву шланг, Саша подошла к заднему крыльцу, открыла дверь, затащила шланг в скупо освещенные сени и сразу же запихнула его в бочку с водой, повесив «ромашку» на край бочки. Скинула грязные сапоги, в шерстяных носках прошла к двери в избу, куда тянулся по полу чистый конец шланга, открыла вошла.
В избе было чисто, тепло и светло от висящей над столом лампы дневного света. В большой русской печке трещали дрова. В яслях возле печки стояли двое телят. Завидя Сашу, они замычали высокими голосами. Серая кошка, стремительно спрыгнув с печной лежанки, метнулась к Саше под ноги, стала тереться. Саша несильно пнула ее ногой:
— Пошла…
Скинула ватник, повесила на крючок возле двери. Всунула ноги в короткие, стоптанные валенки. Ополоснула руки от грязи под умывальником, вытерла нечистым полотенцем. Зачерпнула ковшом воды из стоящего на лавке ведра, жадно выпила. Отдышалась:
— Ой, мамочки…
Заглянула в печку. Длинной кочергой поправила горящие дрова. Подошла к стоящему в углу сепаратору, нажала кнопку, посмотрела на показатели:
— Совсем ничаво.
Из краника нацедила молока в две литровые бутылки, натянула резиновые соски, дала телятам. Те стали сосать, тараща темно-лиловые глаза.
— Все. Завтра к матерям вас отправляю, — объявила им Саша. — Таперича уж не холодно. А то все мне тут позасрали да позассали, космонавты…
Телята сосали, чмокая, вытягивая шеи. Кошка снова подошла, стала тереться о ногу. Ожидая, пока телята насосутся, Саша подумала про сметану:
«Шесть пачек уж как-нибудь получится, брикет закончу… должно выйти шесть… или пять… нет шесть… хорошо бы шесть, чтоб сегодня и отправить тогда… а то таперича токмо в понедельник… а там и машины может не быть… получится шесть или нет… может и не хватит…»
Когда в бутылках осталось немного молока, Саша отняла их у телят, сняла резинки, налила кошке в плошку:
— На, приставуха…
Мяукнув, кошка метнулась к плошке и стала быстро-быстро лакать молоко.
— Вот и ладно… — Саша ополоснула бутылки под умывальником, поставила на полку.
Всыпала в маленький чугунок стакан гречневой крупы, добавила воды, кинула щепоть
— Вот и ладно…
Включила сепаратор. Он заурчал.
Саша распечатала новую пачку, вынула шесть стаканчиков из серебристого пластика и шесть крышек с живой картинкой: рыжая корова весело подмигивает большим черным глазом, встряхивает головой, вокруг которой ожерельем вспыхивают алые буквы: СМЕТАНА ХЛЮПИНСКАЯ, 15%.
Расставив стаканчики на подстолье, подождала, пока сепаратор перестал сбивать и пискнул, замигав зеленым огоньком.
— Поехали! — Саша подставила первый стаканчик под патрубок и нажала красную кнопку. Стаканчик наполнился сметаной. Саша подставила следующий. Сметана белым червем ползла из патрубка.
— Давай, милай, давай, родимый… — Саша наполняла стаканы.
Наполнив пятый, подставила шестой, взмолилась:
— Ну, Христа ради, хоссподи, твоя воля…
Урча, сепаратор наполнил и шестой стакан.
— Хоссподи! — радостно засмеявшись, Саша подставила под патрубок граненый стакан.
Сепаратор выдавил полстакана сметаны и отключился.
— Ну, молодец, ну, умничка!
Она поцеловала полукруглый металлический верх сепаратора, включила «сброс». По прозрачному шлангу, тянущемуся к двери, зажурчал мутноватый отцык. Саша взяла пистолет, запечатала шесть стаканчиков серебристо-голубой фольгой, закрыла крышками, подхватила и, прижав к груди, понесла в чулан:
— Вот и ладно.
В чулане на бочке с кислой капустой лежала пластиковая доска, на доске стоял ящик с точно такой же подмигивающей коровой сбоку. Саша открыла ящик. В нем тесно стояли стаканчики со сметаной. Не хватало ровно шести. Саша вложила их в ящик, закрыла его, запечатала широкой липкой лентой, набила код, поставила дату: 19.03.2028.
— Все! — Саша вернулась в избу, взяла со стола дальнеговоруху, включила, набрала.
Дальнеговоруха пискнула, вспыхнула крошечной нечеткой голограммой: парень с заспанным лицом поднял голову с подушки:
— Чаво?
— Спишь? — спросила Саша.
— Саш… — парень улыбнулся, зевнул, потянулся. — А я это… вчерась с Аникиными загулял.
— Хорошо живешь. В город когда поедешь?
— Сегодня надобно…
— Правда?
— Угу.
— Возьмешь у меня ящик?
— Ящик? Ну.
— Когда заедешь?
— Ну… А который час-то? Ой, девять, ёптеть…
— Девять.
— А мне к десяти. Щас заеду, Саш.
— Давай.
Саша погасила голограмму, выключила дальнеговоруху. Заглянула в печь, поворошила кочергой угли, подгребла к чугункам. В оранжевых углях упорно горела одна непрогоревшая головешка.