Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)
Шрифт:
Мы пожали друг другу руки, и Морони проводил нас до дверей.
– Удачи вам, – сказал он, стоя на пороге.
В приемной на диване сидел человек. При нашем появлении он медленно поднялся, и я узнал База Дальтона, у которого выиграл в кости биплан.
– Привет, Баз, – окликнул я его. – Ты что не здороваешься с друзьями?
– Джонас, – воскликнул он и широко улыбнулся. – Какого черта ты здесь делаешь?
– Да так, надо было поставить небольшую закорючку, – ответил я, пожимая ему руку. – А ты?
– То же самое, – удрученно заметил Баз. –
– Почему?
Он пожал плечами.
– У меня контракт на доставку почты из Лос-Анджелеса в Сан-Франциско. На двенадцать месяцев с гарантией по десять тысяч в месяц. Но, видимо, мне придется отказаться от него. Необходимо три самолета, но я не могу достать денег. Банк считает это слишком рискованной затеей.
– И сколько тебе надо?
– Около двадцати пяти кусков. Двадцать на самолеты и пять для обеспечения полетов на первое время, пока не поступит первый чек.
– И у тебя есть контракт?
– Вот он, в кармане, – ответил Дальтон, доставая документ.
Я просмотрел его.
– Мне кажется, это неплохая сделка.
– А как же. Я все подсчитал. За вычетом издержек и амортизации можно было бы получать чистыми пять кусков в месяц. Взгляни на расчеты.
Цифры, похоже, были правильные. Я хорошо знал, сколько стоит эксплуатация самолета. Обернувшись, я посмотрел на Морони.
– Помните, что вы сказали? Насчет дополнительного кредита. Нет ли в этом плане каких-либо ограничений?
Он улыбнулся.
– Никаких.
Я повернулся к Базу.
– Ты получишь деньги, но при двух условиях. Я получаю пятьдесят процентов акций твоей компании и имущественную закладную на самолеты после их годичной эксплуатации. Все на имя компании «Корд Эксплоузивз».
Лицо База расплылось в улыбке.
– Старик, считай, сделка состоялась.
– Хорошо, – ответил я, оборачиваясь к Морони. – Не будете ли вы так добры подготовить бумаги? Сегодня вечером мне надо быть дома.
– С удовольствием, мистер Корд, – улыбнулся он.
– Оформите кредит на тридцать тысяч, – сказал я.
– Эй, подожди, – прервал меня Баз. – Я просил только двадцать пять.
– Я знаю. Но сегодня я кое-чему научился.
– Чему? – спросил Баз.
– Нехорошо давать взаймы, ограничивая партнера минимальной суммой. Можно прогореть. Если хочешь, чтобы он действительно преуспел, дай ему столько, чтобы быть уверенным, что работа будет выполнена.
Это были самые пышные похороны за всю историю штата. Приехал даже губернатор. Я приказал закрыть в этот день фабрику. Маленькая церковь была до отказа набита людьми, а кто не смог попасть внутрь, толпились на улице.
Мы с Риной стояли впереди на маленькой отгороженной площадке. Рина была в черном платье, белокурые волосы и лицо покрывала черная вуаль. Я посмотрел на свои новые черные ботинки. Это были ботинки отца, и они жали мне. В самую последнюю минуту я обнаружил, что у меня нет другой обуви, кроме сандалет. Робер принес ботинки из отцовского гардероба. Отец не носил их, и я пообещал себе, что больше
Я услышал шумок, пробежавший среди прихожан, и поднял голову. Гроб уже заколачивали. Я бросил быстрый взгляд на лицо отца, и оно исчезло, а в моем сознании образовалась такая пустота, что на время я забыл, как оно выглядело.
Потом я услышал плач и искоса посмотрел по сторонам. Плакали мексиканские женщины с фабрики. Позади я тоже услышал всхлипывания. Слегка обернувшись, я увидел плачущего Джейка Платта.
Я посмотрел на стоящую рядом Рину. Через темную вуаль мне были видны ее глаза. Они были ясные и спокойные. Рыдания прихожан, оплакивавших моего отца, стали громче.
Но ни Рина – его жена, ни я – его сын, не плакали.
10
Это была теплая ночь. Легкий ветер со стороны пустыни проникал в мою комнату через раскрытое окно. Я лежал в кровати, откинув в сторону простыни. Этой ночи предшествовал длинный день, начавшийся похоронами. Затем мы с Макаллистером до самого его отъезда занимались делами. Я очень устал, но не мог заснуть. Мысли не давали покоя. Наверное, по этой же причине в свое время отец расхаживал у себя в комнате, когда все в доме уже спали.
За дверью послышался шум. Я сел в кровати, голос мой резко прозвучал в тишине:
– Кто там?
Дверь приоткрылась, и я увидел ее лицо, только лицо, так как черный пеньюар сливался с темнотой. Закрыв дверь, она тихо сказала:
– Я так и думала, что ты не спишь, Джонас. Я тоже не могу уснуть.
– Беспокоишься о своих деньгах? – спросил я с сарказмом. – Чек на туалетном столике рядом с блокнотом. Подпиши документ о передаче прав, и он твой.
– Дело не в деньгах, – сказала она, проходя в комнату.
– В чем же тогда? Ты пришла попросить прощения? Выразить сочувствие? Или может быть соболезнование?
Теперь она стояла рядом с кроватью и смотрела на меня.
– Ты не должен говорить так, Джонас, – просто ответила Рина. – Пусть даже он был твоим отцом, но ведь я была его женой. Да, я пришла извиниться.
Что проку мне было от ее извинения.
– Извиниться за что? За то, что он не дал тебе больше, чем смог? За то, что ты вышла за него, а не за меня? – горько рассмеялся я. – Ты не любила его.
– Да, я не любила его, – твердо ответила она. – Но я уважала его. Я никогда не встречала такого человека.
Я молчал.
Внезапно она расплакалась, присела на край кровати и закрыла лицо руками.
– Прекрати, – грубо выкрикнул я. – Теперь уже поздно плакать.
Она убрала руки от лица и посмотрела на меня. В темноте мне были видны серебристые слезинки, скатывавшиеся по ее щекам.
– Что значит поздно? – воскликнула она. – Поздно любить его? Но ведь я и не пыталась, потому что не способна любить. Не знаю почему, но, видно, так уж я устроена. Твой отец знал об этом. Он все понимал. Поэтому я и вышла за него. И вовсе не из-за денег. Это он тоже понимал. Его устраивало мое отношение к нему.