Саладин. Победитель крестоносцев
Шрифт:
Крестоносцы все прибывали и прибывали. В апреле 1191 года король Франции Филипп Август высадился со своими войсками в окрестностях Акры, а вслед за ним, в начале июня, прибыл его злейший соперник в Европе английский король Ричард Львиное Сердце.
Тридцатитрехлетний рыжеволосый гигант Ричард, слывший умелым воином, способным в бою одолеть любого из тюркских эмиров, и опытным и талантливым полководцем, навел на мусульман уныние. Победа над Ричардом, возглавившим небывало сильное войско крестоносцев, казалась труднодостижимым делом. Король сразу завязал переговоры с Саладином. Но параллельно стал готовиться к штурму Акры, население которой голодало.
По утверждению Мишо, французский король в лагере крестоносцев под Акрой «был встречен как
Руководствующийся более духом рыцарственности, чем политическими соображениями, Филипп не пожелал в отсутствие Ричарда браться за дело; это повышенное благородство оказалось губительным, поскольку дало время мусульманам хорошо подготовиться и, в свою очередь, дождаться подкреплений.
Между тем в данный момент положение Саладина было неблестящим. Всю зиму провел он на горе Карубе. Постоянные боевые схватки, недостаток продовольствия и болезни ослабили его армию. Он и сам свалился от недуга, который врачи не умели лечить и который мешал ему следовать за воинами на поля сражений. Он снова и снова обращался за помощью в соседние регионы, а имамы во всех мечетях призывали правоверных подняться за дело ислама. И вот в то время как Ричард из своих соображений медлил в пути, новые толпы готовых биться за веру стекались со всех сторон в лагерь «друга и знамени Пророка», как величали Саладина во всех проповедях.
По выходе из Мессины английский флот был рассеян бурей, и три корабля погибли у берегов Кипра. С великим трудом собрав остальные суда, король подошел к бухте Лимасса, но местный властитель — то был некий Исаак из фамилии Комнинов, присвоивший пышный титул «император», — отказал Ричарду в приеме. Чтобы усмирить подобного «императора», много времени не понадобилось. Заковав его в серебряные цепи, Ричард потребовал от жителей Кипра половину их имущества и вступил во владение островом, переименовав его в «королевство».
Нельзя не отметить, что Кипрское королевство оказалось самым устойчивым из всех владений крестоносцев: оно просуществовало более трехсот лет. Под шум победных восторгов Ричард отпраздновал в Лимассоле свою свадьбу с Беранжерой (Беренгарией) и только после этого отправился в Палестину, волоча за собой пленного Исаака, а также его дочь, которая, по слухам, стала опасной соперницей новой королевы.
Прибытие английского короля под Птолемаиду было встречено всеобщим ликованием и фейерверком. И это не казалось удивительным: с присоединением англичан осажденный город увидел перед своими стенами все самое отборное, что имела Европа среди полководцев и рядовых воинов. Видя башни Птолемаиды и лагерь христиан, где были построены дома, разбиты улицы и двигались несметные толпы, можно было подумать, что перед тобой два соперничающих города, готовые к войне друг с другом. В христианском стане говорили на стольких языках, что у мусульман не хватало толмачей для допроса пленных. Каждый из народов имел не только свой язык, но и свой характер, свои нравы, свое оружие; и лишь во время битвы все воодушевлялись единым рвением и жаром. Присутствие двух монархов подняло общий боевой дух, и осажденный город не смог бы долго держаться, если бы несогласие, вечный враг христиан, не вступило в их лагерь вместе с Ричардом.
Филипп не мог без досады слушать нескончаемые восхваления английского короля в связи с приобретением Кипра, тем более что Ричард отказал ему в половине завоеванного, хотя согласно договору в Везиле был обязан это сделать. Армия Ричарда оказалась много большей, чем армия Филиппа, и оплачивалась она щедрее — богатства Кипра дали для этого необходимые ресурсы; это больно било по самолюбию французского короля, завидовавшего вассалу, превосходившему его не только храбростью, но и могуществом. Возобновились прежние споры о иерусалимском престоле. Филипп принял сторону Конрада; этого стало достаточно, чтобы Ричард вступился за права Лузиньяна. Все войско крестоносцев тотчас разделилось на две части: на одной стороне оказались французы, немцы, тамплиеры, генуэзцы; на другой — англичане, пизанцы и госпитальеры. И взаимная рознь, нарастающая с каждым днем, едва не дошла до драки с оружием в руках. Где уж тут было до совместной борьбы с сарацинами! Когда Филипп шел на приступ, Ричард пребывал в бездействии в своей палатке, и осажденные постоянно имели против себя только половину крестоносцев. В результате, несмотря на то что армия осаждающих более чем удвоилась, она стала менее опасной для мусульман.
В довершение этих бед оба короля вдруг опасно заболели. И злобная недоверчивость их была столь велика, что каждый обвинял другого в посягательстве на свою жизнь! Саладин, более великодушный, посылал своим коронованным врагам фрукты, прохладительное питье и даже врачей. Но и это лишь увеличивало вражду: каждая партия упрекала монарха противной стороны в предательских сношениях с врагом!
Только выздоровление, сначала Филиппа, затем и Ричарда, вывело крестоносцев из состояния летаргии и на время успокоило это неизбывное соперничество. В отношении династического спора было принято компромиссное решение: Ги де Лузиньян сохранял королевский титул, а наследовать ему должны были Конрад и все его потомство. Установили также порядок и очередность, которую оба монарха должны были соблюдать в руководстве осадными операциями и борьбой с армией Саладина. И тут-то выяснилось, что упущенное время никогда не проходит бесследно.
Мусульмане сумели максимально использовать междоусобные распри своих врагов. Подойдя к стенам Птолемаиды, осаждающие встретили такое сопротивление, которого никто не ожидал, даже удвоение их армии и полное согласие руководства не сразу принесли плоды. Дважды крестоносцы ходили на приступ и оба раза ни с чем возвращались назад. А сколько еще жарких схваток и битв произошло после этого! Но никакие препятствия не могли остановить вдруг пробудившуюся решимость христиан. Когда их деревянные башни и тараны превращали в груды золы, они рыли подкопы, настилали холмы, достигавшие уровня стен крепости, атаковали главные башни. Неся большие потери, отрезанные от помощи извне, осажденные пали духом, и комендант крепости предложил Филиппу Августу капитуляцию на условиях сохранения жизни и свободы всем обитателям Птолемаиды.
Но теперь, чувствуя свою силу, вожди крестоносцев проявили неуступчивость. От их имени Филипп заявил, что капитуляция может быть принята лишь при условии возвращения мусульманами Иерусалима и всех других завоеванных ими городов. Подобное требование, — а выполнение его было не в их власти, — повергло в уныние эмиров осажденного города. Переговоры продолжались и в конце концов, после новых штурмов и неудавшейся попытки осажденных тайно выйти из города, завершились соглашением о сдаче на более реалистических условиях. Мусульмане должны были вернуть христианам Животворящий Крест и тысячу шестьсот пленных, а также уплатить вождям двести тысяч золотых; гарнизон же и все население Птолемаиды оставались во власти победителей до окончательного выполнения обязательств побежденных.
Когда Саладин в своем лагере узнал об этой договоренности, он созвал эмиров, чтобы принять окончательное решение. Но было поздно: над городом уже развевалось знамя христиан.
Так завершилась осада Птолемаиды, длившаяся около трех лет и стоившая крестоносцам больше мужества и крови, чем было бы потребно для завоевания всей Азии: более ста тысяч христиан пали жертвами меча и болезней. По мере того как прославленные армии, прибывшие с Запада, погибали под стенами города, их сменяли новые, которые ожидала та же участь. Лишь превосходство флота христиан спасало положение: не сумей европейские суда пробиться через барьер у Птолемаиды, осаждающие бы неизбежно погибли от голода.