Саламандры: Омнибус
Шрифт:
— Перегрузить генераторы, — сказал сержант Харвер.
— Подвести наши орудия ближе, — распорядился он. — Приказ полковника Тенча.
Не очень изысканно, но они были Гвардией — Молотом Императора: прямолинейность делала простых солдат лучше.
Генк начал паниковать: они отставали.
Группы солдат фаланги тянули тяжелое оружие и быстро маршировали в боевых порядках по полю боя, изрытому брошенными траншеями, утыканному пучками колючей проволоки, торчащими как дикая трава в некой пустынной
Понадобится много людей, чтобы снять осаду; еще больше, да еще с артиллерийской поддержкой, чтобы полностью разрушить действующий пустотный щит. У людей фаланги было приблизительно десять тысяч душ, готовых пожертвовать свои жизни ради славы Трона; больших пушек, во всяком случае, снарядов для них, у них не было. Канцелярская ошибка Департаменто Муниторум стоила боевой группе нехватки около пятидесяти тысяч противотанковых снарядов. Меньше снарядов означало больше пушечного мяса. Немедленно была принята более агрессивная стратегия: все лазпушки и тяжелое оружие подтянуть на пятьсот метров и открыть огонь по пустотному щиту.
Фаланге не повезло: войны легче вести через далекое перекрестие прицела. И безопаснее. Бостоку тоже не повезло.
Хотя они с Генком старались изо всех сил, вытаскивая орудие, он заметил, как несколько его товарищей упали от ответного огня мятежников, удобно устроившихся позади своего щита, в своей броне и фраговых огневых позициях.
Ублюдки.
Готов поспорить, что и сухие при этом, подумал уныло Босток. Его плащ расстегнулся, зацепившись за ручку вертикальной наводки, и он громко выругался, когда ливень промочил его красно-коричневую стандартную униформу.
Когда он застегнул плащ и натянул сильнее шлем с широкими полями, впереди раздался приглушенный крик — расчет тяжелого болтера и половина пехотного отделения исчезли из поля зрения, словно проглоченные землей. Некоторые из старых огневых позиций и траншей оставались пустыми, исключая того, что сейчас они были заполнены грязной водой и жижей и представляли такую же смертельную опасность, что и зыбучие пески.
Босток пробормотал молитву, сотворив знак аквилы. По крайней мере, это был не он и не Генк.
— Будь проклято Око, вы чего застряли, солдаты?
Это был сержант Харвер. Шум был оглушительным, шум и артиллерийский обстрел. Он должен был орать, чтобы его просто услышали. Не то, чтобы Харвер всегда только орал, когда обращался к отделению.
— Тащите эту фрагову штуковину, болотные крысы, — подбодрил он. — Вы еле тащитесь, солдаты.
Харвер жевал толстую сигару из виноградных листьев, торчащую под черной линией его закрученных усов. Он либо не замечал, либо ему было все равно, что она давно погасла и висела как толстый, мокрый палец из угла его рта.
Треск статики из радиостанции вокс-оператора прервал тираду сержанта.
— Больше
Вокс-оператор Ропер кивнул, после чего опустил устройство на землю, и стал возиться с настройками.
Через несколько секунд сигнал усилился и вернулся с голосом сержанта Рампе.
— … Замечен враг! Они на ничейной земле! Ублюдки за пределами щита! Я вижу, вот дерь…
— Рампе, Рампе, — Харвер рычал в трубку. — Ответь, мужик! — Его внимание переключилось на Ропера.
— Быстро другой канал, солдат, будь так добр.
Ропер уже работал над этим. Каналы связи, соединяющие пехотные отделения с артиллерийским командованием и друг с другом, переключались в мешанине помех, криков и странно приглушенной стрельбы.
Наконец, они получили ответ.
— …аливайте отсюда! Трон Земли, это не возм…
Голос затих, но связь не нарушилась. Было слышно усилившуюся отдаленную стрельбу и что-то еще.
— Я слышал… — начал Харвер.
— Колокола, сэр, — предположил Ропер в редком приступе разговорчивости. — Это звонили колокола.
Помехи оборвали связь, и в этот раз Харвер повернулся к солдату Бостоку, который почти сдался, пытаясь высвободить лазпушку.
Колокола не прекращали звонить. Они звучали и в этой части поля битвы тоже.
— Может быть, ветер принес звуки, сэр? — предположил Генк, заляпанный грязью от своих потуг.
Слишком громко, слишком близко, чтобы быть просто ветром, подумал Босток и вытащил лазган, повернувшись лицом к темноте.
Там были силуэты, дергающиеся как в покадровой съемке с каждым вспышкой пустотного щита — это были его товарищи, находящиеся в пятистах метрах.
Босток прищурился.
Там было что-то еще. Не орудия и не Фаланга, и даже не повстанцы.
Что-то белое и трепещущее в порывах невидимого ветра. Дождь лил плотной стеной, не было ни дуновения, и воздух над полем боя застыл неподвижно.
— Серж, среди нас есть кто-нибудь из Экклезиархии?
— Нет, солдат, только собственность Императора: ботинки, штыки и кровь.
Босток указал на белое мелькание.
— Тогда кто это, фраг подери?
Но мелькание уже исчезло. Хотя колокола звонили. Громче и громче.
В пятидесяти метрах от них кричали люди. И бежали.
Босток видел их лица через прицел винтовки, видел написанный на них ужас. Потом они исчезли. Он осмотрел местность, используя оптический прицел как магнокуляр, но не нашел их. Сначала Босток подумал, что они упали в ров, как замеченные им ранее тяжелый болтер и пехотинцы, но он не видел ни рвов, ни траншей, ни огневых позиций, куда они могли провалиться. Но их, несомненно, утащили те, кто двигались среди них.