Салават-батыр
Шрифт:
Большинство из них успели перебраться через овраг. И только несколько человек продолжали отбиваться. Среди них был Якуп Тлеумбетов. Увидев, что он попал в окружение, Салават развернулся и, с лету преодолев ров, бросился выручать товарища.
Стараясь не подпустить к себе солдат, Якуп вертелся на одном месте, отмахиваясь от них длинной дубиной с железным концом. «Видать, хотят его живым взять…», — подумал Салават и стал подгонять сопровождавших его джигитов:
— Не отставать, ребята!
Прорвав кольцо окруживших Тлеумбетова солдат, он уложил нескольких из них. Остальных
— Поживее, Якуп, надо уходить, — крикнул Салават и поворотил коня к оврагу.
В этом сражении Михельсон смог по достоинству оценить не только храбрость, но и искусство молодого командира. Именно благодаря своему умению менять тактику в зависимости от обстоятельств Салават сумел уберечь свой отряд от полного разгрома.
Удалившись на безопасное расстояние, он проанализировал обстановку и понял, что с уцелевшей половиной войска ему с Михельсоном не справиться.
«Когда сабля бьется о саблю, клинки и у той и у другой тупятся. Вот и у людей так: в постоянной игре со смертью, в бесконечных сражениях с врагом затухает их боевой дух. Если все сызнова начнется, джигиты не устоят…» — рассуждая таким образом, Салават решил дать своему отряду отдых, уведя его подальше от глаз Михельсона. Однако было ясно, что тот не оставит их в покое.
И в самом деле, царский военачальник, вознамерившийся уничтожить отряд Салавата во что бы то ни стало, отправился на его поиски, чтобы устранить эту досадную помеху на пути к основной цели — к Главному войску самозванца. Он ожидал встретить башкир на левобережье Юрюзани, но поскольку их там не оказалось, переправился на другой берег и забрел в какой-то безлюдный аул. Потеряв след Салавата, Михельсон решил заняться поисками самого Пугачева и взял направление через Саткинский завод к Верхояицкой крепости.
По дороге он натолкнулся на неплохо вооруженный отряд старшины Биктимира Уразаева и в бою с ним еще раз смог убедиться в доблести башкирских воинов.
XIV
Оторвавшись от Михельсона после проигранного восьмого мая сражения, Салават едва успел распорядиться об отправке всех раненых в один из близлежащих аулов, как было замечено появление группы неприятельского войска. За ней показалась другая, потом — третья, четвертая…
— Бежать уже не успеем, — сказал Салават, увидев, с какой скоростью они надвигаются, и велел приготовиться к бою. — Подпустим солдат поближе и обстреляем из луков. Держите наготове сукмары и копья.
Чем неотвратимее враг, тем сильнее в теле дрожь, тем крепче стиснуты зубы и кулаки… И вот тут кто-то растерянно вскрикнул:
— Так ведь это наши!
К всеобщему удивлению, мчавшиеся навстречу конники действительно оказались своими.
— Ба, да это же отряд Юлая-агая!
— Точно, его!
— Вот те на!
Узрев среди приближающихся всадников своего отца, Салават несказанно обрадовался.
Обманув Михельсона, который, отказавшись от преследования, взял курс на Верхояицкую крепость, он подался назад к Симскому заводу. Пока ехали, они с отцом вспоминали про наказ Бугасая разорять незаконные поселения.
— Разгромим
Его слова до глубины души потрясли Салавата, готового отдать жизнь за родную отчизну. Не веря своим ушам, он переспросил:
— Как, гнать всех до единого?
— Ну да! А ежели кто сопротивляться станет, применять силу!
— Может, кого оставлять — из тех, кто нам помогал? Хоть на время…
— Заводским нельзя верить! Они царевым войскам помогали. Неужто забыл, полковник? — возразил Пугачев и, распалившись от негодования, прокричал: — Никакой пощады! Без всякого сумления и промедления гнать их отсель до Кунгурского уезда, пущай там селятся, где придется! А не то вам, башкирцам, земель своих не видать!
Кинья Арысланов с готовностью поддержал его намерение.
— Его величество прав. Он хорошо знает, что башкорты — его главная опора.
Добравшись до места Салават и его отец, выполняя приказ Пугачева, захватили Симский завод, где сожгли контору, кабаки, лавки и документы. Местные крестьяне от имени «императора Петра Федоровича» были освобождены от крепостной зависимости и зачислены в повстанческий отряд.
Юлай Азналин, едва ли не десять лет судившийся с ненавистным промышленником из-за незаконного строительства завода на территории его волости, проявил в той операции особое рвение.
Пока он был в отлучке, семья Юлаевых подверглась нападению со стороны своры казаков. Запугав женщин, они заставили их снять все золотые украшения, после чего потребовали денег.
Парализованные страхом старшие жены Юлая и не думали сопротивляться. И только мать Салавата Азнабикэ, не испугавшись, отстаивала каждую вещь. Не добившись признания, где хозяин прячет свои деньги, казаки рассвирепели. Один из них выхватил из ножен саблю и замахнулся ею на бедную женщину.
— Сказывай, где деньги! Не скажешь — изрублю!
— Руби, яуыз! — в отчаянии прокричала Азнабикэ, обрушивая на них проклятия.
— Успеется, — передумал вдруг казак, запихивая саблю обратно в ножны. — Сперва мы тебя помучаем да так, что мало не покажется… — Сказав это, он подскочил к сувалу, схватил кочергу и сунул прямо в пылающий огонь. Накалив железяку докрасна, он поднес ее к лицу женщины и перед тем как приложить, злобно процедил сквозь зубы: — Ты у меня ишо пожалеешь!
И тут раздался вопль старшей жены Юлая:
— Постой! Она не знает… Я знаю, где деньга!
Отстав от Азнабикэ, казаки подступили к застывшей у сувала Мюнии:
— Ну, чего ждешь?! Давай, неси да поживее!
Трепеща от страха, та спустилась в погреб и вскоре вернулась с мешочком в руках.
— Эта деньга моя муж вся жизнь копил… — произнесла она дрожащими губами.
— И сколь же их там?
— Шесть сто пятьдесят рублев серебра да золота.
— Так, можа, в погребе ишо чего найдется, — ухмыльнулся молодой казак и только было собрался полезть вниз, как вдруг появился сам Юлай. Увидав, что все в доме перевернуто вверх дном, он вскипел.