Салават-батыр
Шрифт:
— Не пущу. Даже не думай, никуда я тебя не отпущу! При мне останешься!
— Ваше величество, сын ваш, Павел Петрович, просили меня не задерживаться.
— Все равно не пущу. А откажешься служить мне, мне — великому ампиратору Петру Федоровичу, не зарадуешься, — пригрозил Пугачев.
— Так чего мне тут делать?
— Ты с ружьицем обращаться умеешь?
— И в руки не брал ни разу, — ответил Долгополов.
— Ну тады будешь казакам моим пособлять за обозными лошадьми присматривать.
Никак не ожидавший этого Долгополов уже
— Ваше величество, я ведь купец, — робко напомнил он. — Я к казацкому делу непривычный.
— Мало ли что непривычный, научишься. Чай, не боги горшки обжигают, — усмехнулся Пугачев и, немного помолчав, пригрозил: — И заруби себе на носу: станешь кому про меня небылицы всякие сказывать, худо тебе будет.
— Понял, Ваше величество.
— Нет, чую я, что ты так и не усек до конца. Вот покажу тебе кой-чего, можа, и перестанешь мне перечить, — сказал Пугачев и повел Долгополова туда, где висели казненные по его приказу люди. — Погляди, как у нас наказывают, кто меня ни в грош не ставит!
При виде покачивающихся на виселицах мертвецов у купца душа ушла в пятки.
— Ваше величество, я все понял, — простонал он. — Исполню все, что ни пожелаете…
— То-то же! А таперича ступай на обозных лошадей поглядеть.
— Слушаюсь, Ваше величество, слушаюсь…
Купец, ни живой ни мертвый, поплелся к загону. Он еще долго не мог прийти в себя после увиденного и пережитого.
На другой день, когда войско Пугачева шествовало по направлению к Осе, с Долгополовым поравнялся Перфильев.
— Скажи-ка, Ефстафий Митрофаныч, как на духу, тебя и впрямь сам наследник отрядил?
— Именно так и было. Их высочество Павел Петрович приказали мне подарки доставить и назад в Питер возвращаться. Они, поди, дожидаются меня сейчас с нетерпением, — чуть не заплакал купец.
— Брешешь, ой, брешешь! — хитро улыбнувшись, ответил ему тот и расхохотался.
— Клянусь, не вру!
— Не отпирайся, знамо дело, наплел, — сказал Перфильев, не переставая смеяться. — Не мог тебя Павел Петрович сюда послать. Может, тебя кто другой от имени царевича подослал, а? Ты правду сказывай, не таись.
— Да не таюсь я. Мне его высочество самолично приказали родителя ихнего разыскать.
— Ну лады, так и быть. Раз уж ты упираешься, раскрою тебе одну тайну, — проговорил вполголоса Перфильев и с опаской огляделся по сторонам. — Меня ведь самого сюды граф Григорий Григорьич Орлов послал. Наказал мне яицких казаков подбить Петра Федоровича схватить и генералу Рейнсдорпу сдать. Он мне еще сто пятьдесят рубликов дал, чтобы я государя в Питер доставил. Но ничего дурного я батюшке нашему не учинил, боже упаси. Наоборот, я выложил все про задумку графа начистоту и верно служить обещался. Вот я и думаю, что от имени Павла Петровича тебя сюда кто другой подослать мог. Так ведь, признавайся?
— Нет, родименький, не так. Павел Петрович просили меня разузнать, как их батюшка Петр Федорович поживает, — упорно настаивал
— Не ве-рю…
Купец, готовый расплакаться, продолжал божиться и креститься. Перфильев только посмеивался, теребя усы, и мотал головой.
Отчаявшись, тот взмолился:
— Афанасий Петрович, не погубите. Исполните мою просьбу. Вы, я вижу, имеете на государя влияние. Похлопочите перед Петром Федоровичем, пускай отпустит меня. А уж я в долгу не останусь. Ежели отпустит, обещаюсь несколько возов с оружием да порохом доставить. Окромя всего прочего, слово даю привезти в Казань самого наследника Павла Петровича…
XIX
При подходе к Осинской крепости авангард Салавата Юлаева нагнал высланный ему вслед отряд Ивана Белобородова.
— Что нового? — поинтересовался Салават.
— Дядька Канзафар привез в ставку купца Долгополова.
— Да я их еще до того видал, — махнул рукой Салават. — Как ты думаешь, это правда, что Долгополова сам Павел Петрович послал? Или вранье?
Белобородов ответил не сразу.
— Похоже, что правда, — сказал он не совсем уверенно и почесал затылок. — Хотя, бес его знает… Разве ж дознаешься!
— А ты видал, как Долгополов с государем в первый раз встречался?
— Видал, — сказал тот и, пока ехали, рассказал Салавату о том, как происходила эта встреча.
Прибыв на место, они осадили Осу и на следующий же день предприняли штурм городка. Сумев отбить несколько пушек, повстанцы сожгли предместье. Но развить успех им помешало неожиданное появление посланных из Казани команд секунд-майора Скрипицына. Пришлось дожидаться прибытия основных сил под началом самого Пугачева.
Тот не задержался. Как обычно, Пугачев начал с попыток уладить все миром, предложив защитникам сдаться. Те отвечали отказом, и по его приказу повстанцы без промедления приступили к штурму.
Бои шли уже трое суток, но крепость оставалась неприступной. Приказ поджечь городок оставался невыполненным: попробуй-ка сунься к его стенам под непрерывным огнем вражеских батарей и когда сверху летят камни, падают бревна, льется горячая смола да выплескивается кипяток.
Двадцатого июня разочарованный очередной неудачной атакой Пугачев созвал своих помощников на совет.
Салават явился позже всех. Увидав, как он ковыляет, опираясь на зажатую под мышкой палку, батюшка встревожился.
— Что с тобой, бригадир?
— Да вот, ногу прихватило, Ваше величество.
— Что, шибко болит?
Стараясь не показать, как он страдает, Салават ответил сквозь зубы:
— Терпимо.
— Надо бы подлечиться, соколик! Поезжай-ка в свою деревеньку… Какой из тебя ноне вояка!
— Лечиться после буду, Ваше величество. Судьба моей родины решается. Разве могу я бросить свое войско, — наотрез отказался Салават.
Пугачев растерянно посмотрел на него, потом махнул рукой, мол, поступай, как знаешь, и с озабоченным видом обратился к своим товарищам.