Салимов удел
Шрифт:
— Нет, нет и нет. Я чувствую себя прекрасно.
— Это буду решать я, — строго объявил Коди. — В глазах нисколько не двоится?
— С тех пор, как я в последний раз покупал галлон «Буревестника» — нет.
— Ладно, — сказал Коди. — Объявляю вас излечившимся благодаря чудесам современной науки и такой добродетели, как крепкая голова. Ну, что там у вас на уме? Наверное, Тиббитс и малыш Макдугаллов? Могу сообщить вам только то, что сказал Паркинсу Джиллеспи. Я рад, что это не попало в газеты — раз. Одного скандала в сто лет для небольшого городка достаточно. Будь я проклят, если понимаю,
Увидев их озадаченные лица, он осекся.
— Вы что, не знаете? Не слышали?
— Чего не слышали? — спросил Бен.
— Прямо по Мэри Шелли или Борису Карлофф. Прошлой ночью кто-то выкрал трупы из окружного морга в Портленде.
— Господи Иисусе, — непослушными губами выговорила Сьюзан.
— А что? — неожиданно встревожившись, спросил Коди. — Вы что-то знаете?
— Я начинаю думать, что мы и впрямь кое-что знаем, — сказал Бен.
Они завершили свой рассказ в десять минут первого. Принесенный Бену сиделкой на подносе ленч так и стоял у постели нетронутым.
Последний слог замер, и остался только перезвон стаканов и столовых приборов, доносившийся через полуоткрытую дверь — это ели самые голодные пациенты.
— Вампиры, — сказал Джимми Коди. Потом: — Уж кто-кто, но Мэтт Бэрк! Отчего посмеяться над всем этим ужасно трудно.
Бен и Сьюзан хранили молчание.
— И вы хотите, чтобы я эксгумировал парнишку Гликов, — задумался Джимми вслух. — Едрит твою налево.
Он вытащил из сумки пузырек и перебросил Бену. Тот поймал.
— Аспирин, — сказал Коди. — Принимали когда-нибудь?
— Сколько угодно.
— Мой отец называл его «лучшей сестрой приличного врача». А знаете, как он действует?
— Нет, — сказал Бен. Он лениво вертел в руках флакон с аспирином, разглядывая его. Он был недостаточно хорошо знаком с Коди, чтобы знать, сколько тот обычно показывает, а сколько держит про себя, но не сомневался, что мало кто из пациентов Джимми видел его таким, как сейчас: на мальчишеское, напоминающее Нормана Рокуэлла лицо набежала тень размышлений и самоанализа. Ему не хотелось нарушать настрой Коди.
— Вот и я тоже. И никто не знает. Но аспирин помогает и от головной боли, и от артрита с ревматизмом. Хотя и их природа нам неизвестна. Почему болит голова? Никаких нервных волокон в мозгу нет. Мы знаем, что по химическому строению аспирин очень близок к ЛСД, но почему одно вылечивает головную боль, а от второго эта голова заполняется цветами? Частично причина нашего непонимания состоит в том, что, строго говоря, мы не знаем, что есть мозг. Самые образованные в мире врачи стоят на невысоком островке посреди моря невежества. Мы бряцаем своими лекарскими палочками, режем цыплят и вычитываем в крови послания. Все это срабатывает на удивление долго. Белая магия. Bene gris gris. Услышь меня мои профессора из медшколы, они повырвали бы себе волосы. Некоторые уже попортили свои шевелюры, когда я сообщил им, что собираюсь практиковать терапевтом общего профиля в сельской местности Мэна. Один из них сказал мне, что Маркус Уэлби, определяя состояние пациента, всегда вскрывал при этом фурункулы на его заднице. Ланцетом.
— А вы затребуете? — спросила искренне удивленная Сьюзан.
— Какой от этого может быть вред? Если парнишка мертвый — он мертвый. Если нет, мне будет с чем наступить на мозоль Ассоциации американских медиков на следующем съезде. Скажу медицинскому эксперту округа, что хочу поискать признаки инфекционного энцефалита. Другого разумного объяснения я придумать не могу.
— А может, дело действительно в нем? — с надеждой спросила девушка.
— Черта с два.
— Как скоро вы можете это сделать? — спросил Бен.
— Завтра, дружище. Если придется препираться, то во вторник или в среду.
— И как же он будет выглядеть? — спросил Бен. — В смысле…
— Да, я понял. Глики мальчика не бальзамировали, нет?
— Нет.
— Прошла неделя?
— Да.
— При вскрытии гроба должен произойти выброс газа с довольно противным запахом. Тело может оказаться в пятнах. Волосы, доходящие до воротника — они продолжают отрастать еще на удивление долго, — и ногти тоже довольно длинные. Почти наверняка провалившиеся внутрь глаза.
Сьюзан пыталась сохранять выражение ученого беспристрастия, но не слишком успешно. Бен порадовался, что не съел ленч.
— Коренное разложение начаться еще не должно, — продолжал Коди самым поучительным тоном, на какой был способен, — однако влаги может оказаться достаточно, чтобы простимулировать на открытых поверхностях щек и кистей рук рост мохообразного вещества под названием… — Он оборвал фразу. — Простите. Я говорю неприятные вещи.
— Бывают вещи похуже гниения, — заметил Бен, старательно сохраняя нейтральный тон. — Предположим, ни одного из этих признаков вы не найдете. Предположим, тело выглядит так же естественно, как в день похорон. Что тогда? Загонять ему в сердце осиновый кол?
— Вряд ли, — сказал Коди. — Во-первых, там обязательно будет присутствовать либо медэксперт, либо его помощник. Думаю, если я вытащу из сумки кол и молотком загоню его в труп ребенка, даже Брент Норберт не сочтет мои действия профессиональными.
— Что же вы будете делать? — с любопытством спросил Бен.
— Ну — да простит меня Мэтт Бэрк — я не думаю, что дойдет до чего-то подобного. если тело окажется в таком состоянии, его, несомненно, перевезут в мэнский медицинский центр для расширенного посмертного исследования. А уж если оно попадет туда, я провожусь со своими исследованиями дотемна… а потом пронаблюдаю все феномены, какие могут иметь место.
— И если он поднимется?..
— Я, как и вы, не могу себе этого представить.
— Чем дальше, тем легче мне это удается, — мрачно сказал Бен. — Можно мне будет присутствовать, когда это произойдет… если произойдет?
— Можно устроить.
— Хорошо, — сказал Бен. Он встал с постели и пошел к шкафу, в котором висела его одежда. — Я собираюсь…
Сьюзан хихикнула, и Бен обернулся.
— Что?
Коди усмехался.
— Больничные рубашки имеют обыкновение расходиться на спине, мистер Мирс.