Саломея
Шрифт:
Она уселась в машину и некоторое время сидела, не заводя мотора, глядя в пустоту, глубоко задумавшись. Эйфория окончательно прошла, действительность предстала перед женщиной в самом неприглядном виде. «Ни денег, ни мужа… Мишу я тоже потеряла, да и плохая он опора. Надо что-то придумывать, выкручиваться, а как?»
Глубоко на дне сумки запел телефон. Елена поторопилась вынуть его в надежде, что опять звонит Руслан, но на дисплее значился незнакомый стационарный номер.
– Это Татьяна Семеновна, помните? – представился дружелюбный женский голос, как только она ответила. – Мы
– Ну как же! – откликнулась Елена, тут же восстановив в памяти простоватое, открытое лицо собеседницы. – Отлично помню. Что-то случилось?
– Да-да, – заговорщицки понизив голос, проговорила та. – Я сейчас гуляю во дворе, и вот представьте, у соседнего подъезда стоит точно такая машина, как вы описывали! Красная спортивная! «Ниссан», вы говорили?
– Точно. – Елена не удержалась от слабой, разочарованной улыбки. – Но это уже не так важно.
– И мужчину, который на ней приехал, я тоже разглядела, – продолжала женщина уже чуть менее зловеще. – Смутно знакомое лицо… будто я его уже видела как-то, издали…
– Вполне вероятно, ведь он бывал в вашем доме, – согласилась Елена.
– А кто он? – Соседка явно лопалась от любопытства.
– Дальний родственник профессора. Очень дальний.
– Почуял мертвечину! – вздохнула та. – Ох, что сейчас тут будет! Наследница в тюрьме, а двоюродная сестра Вадима Юрьевича такая баба, что палец ей в рот не клади! Ничего этому дальнему родственнику не перепадет, может убираться восвояси! Наталья на порог его не пустит!
– А вы ее хорошо знаете? – встрепенулась Елена.
– Да господи… Конечно! – протяжно ответила Татьяна Семеновна. – Ведь когда у Вадима Юрьевича жена умерла, она сразу приехала, за девочкой присматривать. А до той поры мы ее тут и не видели, она жила где-то далеко.
– Она ведь заменила Кире мать! – сказала Елена в расчете на то, что эта фраза вызовет живой отклик, и соседка расскажет что-нибудь интересное.
Но против ожидания та отреагировала очень сдержанно:
– Ну, это как посмотреть… Мать не заменишь.
– Но она заботилась о девочке, растила ее…
– Если кактус раз в месяц поливать, он тоже растет, – уклончиво ответила Татьяна Семеновна, и Елена наконец различила в ее голосе глубоко спрятанную, враждебную интонацию.
Это насторожило ее, и она сразу ухватилась за последнюю фразу:
– Вы хотите сказать, Наталья Павловна плохо заботилась о племяннице?
– Нет, отчего… Голодная, грязная та не ходила, и дом содержался в чистоте, и все, что полагается, Наталья делала, конечно. Но… Как чужая, понимаете? Не приласкает девчонку, слова доброго для нее не найдет. Только все ноет, ноет… И здоровье-то она потеряла, и прислугу-то из нее сделали, и крест-то она несет, какого никто до нее не носил! Только и твердила: «Вот воспитаю я эту колючку неблагодарную, подниму на ноги, а потом братец меня вышвырнет, как паршивую собачонку!» – И, выдержав короткую паузу, Татьяна Семеновна задумчиво прибавила: – Хотя, тут она права оказалась. Когда Кира от них удрала, он сразу попросил сестру съехать.
– Они не ладили?
– Видимо, нет, – ответила соседка и тут же спохватилась, желая быть объективной: – Да разве со стороны поймешь? Просто ему никто был не нужен. Такой человек… Все большие ученые такие. На быт внимания не обращал, ему сестра требовалась только для ухода за дочкой. За собой он и сам мог приглядеть. Хотел есть – обедал в кафе или пиццу заказывал. Нужна чистая рубашка – покупал новую, набойка на ботинке стопталась – шел, покупал другую пару. Это все мне Наталья рассказывала, жаловалась, какой он мот. И Кира ведь пошла в него. Цены деньгам не знает, не бережет их, тратит как-то безумно. Ох, я что вспомнила!
И женщина торопливо, будто опасаясь, что ее остановят, рассказала Елене историю, случившуюся вскоре после того, как Кира лишилась матери.
– Ей тогда было лет одиннадцать, не больше, и вот что она вытворила! У нас тут большой универсам неподалеку, и вот рядом с ним обосновалась стая нищих. Именно стая – мужчины, женщины, дети с ними, все ободранные, жуткие, совсем как бродячие собаки. Откуда взялись, где ночевали – непонятно, но днем всегда клубились возле магазина. И вот Кира вдруг обратила на них внимание. Бывает ведь, что тысячу раз что-то видишь и проходишь мимо, а на тысячу первый вдруг понимаешь, что остановиться-то стоило.
Из рассказа соседки следовало, что Кира, проходя вместе с теткой мимо нищих, вдруг стала у нее выспрашивать, почему эти люди живут на улице, да еще поздней осенью, когда так холодно, да еще с маленькими детьми. Та объяснила, коротко и доходчиво, что у этих людей по разным причинам нет ни дома, ни денег, ни работы, и им больше нечего делать, как просить милостыню. Ей даже показалось, что девочка выслушала рассказ без особых эмоций. Однако на другой же день обнаружилось, что эмоции Кира испытывала, да еще какие!
– Она тайком взяла все, понимаете, все деньги, какие были в доме. А как на грех, была приличная сумма, профессор только что уехал в командировку и оставил сестре на хозяйство, на несколько месяцев… И все это Кира раздала этим нищим!
– Как?! – ахнула Елена, отчего-то почувствовав жгучую радость.
– А так вот! – засмеялась Татьяна Семеновна, похоже, испытывавшая схожие чувства. – Такая вот девчонка бедовая! Но знаете, если бы такое вытворила моя внучка, я бы ее даже наказывать не стала, честное слово! Хотя живем мы не слишком широко по нынешним временам, но я бы и сама ее пальцем не тронула, и от других защитила. А вот Наталья едва не рехнулась, когда допыталась, куда делись деньги.
Сперва, со слов соседки, Наталья Павловна решила, что их с Кирой ограбили, потому что девочка упорно не сознавалась, что взяла деньги. Впрочем, ее быстро просветили. Милосердный порыв девочки был замечен кем-то из соседей в тот самый момент, когда она оделяла нищих возле универсама. Наталья Павловна бросилась к магазину, но конечно, никого там уже не застала. Нищие, логично рассудив, что девочка раздает не свои деньги и рано или поздно явится их владелец, исчезли оттуда навсегда. Вернувшись домой, озлобленная, измученная объяснениями в милиции и беготней по всему кварталу, Наталья Павловна впервые сделала попытку физически наказать двоюродную племянницу.