Салон Желание
Шрифт:
«— Деревья и ограды, Уходят вдаль, во мглу. Одна средь снегопада Стою я на углу.
Снег на ресницах влажен, В моих глазах тоска, И весь мой облик слажен, Из одного куска.
Как будто бы железом, Обмокнутым в сурьму, Меня вели нарезом, По сердцу твоему.
И в нем навек засело смиренье этих черт, И оттого нет дела, Что свет жестокосерд…»
Кое–кто притормозил у декламаторши, опасливо поглядывая на вымазанное зеленью лицо. Старик на разбитых ногах, продающий СПИД — инфо, положил на Сашин прилавок газету: — Подарок
Дожевав гамбургер, коллега из фирмы «Холлидей» забрал прибор:
— Зря надрываешься. Не поймут. Стихи у тебя впечатляющие. А на людей нечего жаловаться. «Свет жестокосерд!» Сама–то чего хорошего кому сделала?
— Ты хотя бы про Бориса Пастернака слышал? — выдавила Саша с ледяным презрением.
Тут фирмач глянул на нее совсем иным, печальным даже глазом и голосом, не чуждым душевной глубины, произнес: — Слышал. Более того, леди, «Доктора Живаго» читал… Пардон! К тебе покупатель пошел. — Он снова заголосил в мегафон про танцы на площади Стокгольма.
Лоток Сашы окружили цыганки. Не гадающие, деловые. Но пестрые, шумные, горластые и многодетные, как всегда.
— От пота протирка секретная есть? А мазь для морщин? Знаешь, такая иностранная, на семьдесят пять процентов вот так лицо вытягивает, — огромная, цветущая тетка в звенящих серьгах подтянула к ушам обвислые щеки, показывая, как на рекламном ролике изменяется лицо после применения крема.
Саша полезла в коробки, отыскивая нужную продукцию. Цыганки осадили прилавок, рассматривая выставленные экземпляры. Тут же, привлеченная толпой, появилась дама с большими внешними претензиями. Снежные пуховики лежали на меховых полях огромной, как самбреро, шляпы. И косметики на лице было предостаточно.
— Девушка, покажите мне помаду оттенка «Мулен Руж».
— Вот выбирайте, — Саша разложила тюбики. Женщина взяла зеркальце, открыла колпачок помады и выпятила губы с явным намерением испытать образец.
— Пробовать нельзя! — остановила ее продавщица, уже имевшая издержки за испорченные экземпляры.
— Почему это нельзя? Я что — заразная? Тогда на себе покажите! Вы ж, девушка, должны заинтересовать покупателя. Бизнес требует жертв.
Тщетно пытаясь отогнать от прилавка цыганских детей, уже прыскающихся дезодорантами, Саша в отчаянии нарисовала себе алой помадой клоунский рот.
Покупательница пригляделась к ней: — Вызывающе смотрится. Возьму. Она принялась отсчитывать купюры.
В этот самый момент у проезжей части, обдав грязью прохожих, остановилась шикарная иномарка. Упитанный джентльмен в черном пальто от Армани на распашку, заторопился к ближнему лотку, взял две бутылки минералки, брезгливо шагнул обратно через снежное месиво. Попытался перемахнуть лужу, качнулся, не удержал равновесия и налетел на продавщицу «Керри». Полетела в грязь мелочь, выпорхнули из Сашиных рук полученные купюры.
— Простите… — буркнул мужчина,
— Шид!.. — схватившись за ушибленное место, простонал джентльмен.
Разогнувшись, он долго, ошалело всматривался в продавщицу и, наконец, с ужасом выдохнул:
— Сашенька?! Ты… Что ты здесь делаешь?…
— Подрабатываю. Подруге помогаю. Зарплата гуманитария теперь сам знаешь какая, не соответствует растущим потребностям… А тут… Тут весело. — Спохватившись, она ладонью стерла размалеванный рот. — А… ты давно в Москву вернулся?
Саша оторопело смотрела в лицо, сохранившее весьма отдаленное сходство с запечатлевшимся в памяти обликом пылкого романтика, лидера школьных диспутов и КВНов, Игоря Буртаева. Полный, высокий, лысоватый, в хороших очках, этот господин отнюдь не был дурен собой. Напротив, он ярко олицетворяет особый тип мужской привлекательности, сочетающий барственную внешность с флером интеллектуального изыска.
— Почти два года на родине обретаюсь… — небрежно сообщил он, заминая неловкость.
— Два?!..Не позвонил… — едва вымолвила Саша, задохнувшись, как от удара.
— Так вы ж переехали, телефон не оставили. И я теперь в другом доме живу.
— Со своей американкой?
— Хитер осталась в Бостоне. Развелись. Я тружусь здесь. Знаешь, Москва — лучшее место для предпринимательства. Но трудновато встроиться.
— Знаю. Бизнес требует жертв, — Саша посмотрела на свой разоренный прилавок. Цыгане откочевали к продуктовым рядам, нанеся немалый материальный ущерб. — Думаю, тысячи на три товара испортили. — Она смутилась и осторожно вытащила из руки Игоря подобранные купюры. — Но я же не каждый день здесь торгую…
— А как… Как… — он явно нервничал, — Зинаида Константиновна здорова?
— Спасибо, очень… То есть, у мамы гипертония, сердце. О тебе часто вспоминает… Ну, не совсем, чтобы постоянно… — Саша не могла отвести глаз от его лица. Это был взгляд пассажир «Титаника», упускающего последнюю шлюпку. Господи! Сколько раз она воображала эту встречу! Но не так ведь, совсем не так! Лучше весной, где–нибудь в парке. С южным загаром и в чем–то светлом, стильном, идучем, она небрежно поздоровается, перекинет на спину тяжелую косу и позовет девочку, играющую с мячом: — Зинуля, а это твой папа!
Он остолбенеет, затем просияет счастьем и поймает в объятия бросившуюся к нему дочь. Теплые детские ручонки сомкнутся на его надежной шее и слезы нежданной радости заблестят в серых глазах …
«А теперь? Как поступить теперь? — лихорадочно думала Саша. — Сказать или промолчать?»
— Привет передавай… Энергичная у тебя матушка, — светски закруглил разговор Игорь. И… Шлюпка уплыла. Под лозунгом «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих» Саша перевела дух.
— Ты… заходи. Если косметика понадобится…