Сальтеадор
Шрифт:
— Государыня, короля Карла Восьмого я вовсе не знаю, — отвечал дон Иньиго, — да и что бы он мне ни посулил, предложив воевать в его армиях, я бы отверг его предложения, ибо служба у него означала бы, что я иду против моей обожаемой королевы.
— Так что же ты намерен делать во Франции, раз не думаешь там сыскать государя, что пришелся бы тебе больше по душе, чем мы?
— Я буду сопровождать туда друга, которого вы изгнали.
— Кто же это?
— Христофор Колумб, государыня.
Наступило недолгое молчание, и все услышали, как с легким
— Мы и не думали, избави нас Господь Бог, изгонять вашего друга, дон Иньиго, — снова заговорила Изабелла, и чувствовалось, что она не могла скрыть своего огорчения. — Но наши советники заявили, что условия, поставленные генуэзцем, неприемлемы и что, дав на них согласие, мы бы нанесли урон и себе, и нашим королевствам. Если бы ваш друг, дон Иньиго, согласился на уступку, то благодаря доброй воле короля Фердинанда и тому сочувствию, что я к нему питаю, его замысел легко бы осуществился; значит, за неудачу он должен пенять на самого себя.
Изабелла умолкла, ожидая ответа дона Иньиго, но он молчал.
— К тому же, — продолжала королева, — не говоря о том, что умозаключение генуэзца о шарообразности Земли вдет вразрез с текстом Священного писания, все ученые в королевстве, как вам известно, считают Христофора Колумба фантазером.
— Вряд ли фантазер, ваше высочество, отступится от своих замыслов, коль скоро у него есть чувство собственного достоинства, — отвечал дон Иньиго. — Колумб требует своего, он предлагает царство в десять раз большее, чем Испания, потому так велики его требования. Они соответствуют величию самого предприятия. И я понимаю Колумба.
— Племянник! — шепотом предостерегла его донья Беатриса.
— Неужели я, сам того же желая, выказал королеве недостаточно почтения? — спросил дон Иньиго. — Я был бы повергнут этим в отчаяние.
— О нет, нет, сын мой! — живо возразила Изабелла.
Затем, после недолгого раздумья, она спросила дона Иньиго:
— Итак, ты считаешь, что в фантастических замыслах этого мореплавателя есть что-то серьезное, осуществимое, реальное?
— Я так невежествен, государыня, что не могу ответить вашему высочеству с точки зрения научной, — сказал дон Иньиго. — Зато я отвечу вашему высочеству с точки зрения человека, уверовавшего в Колумба: его убежденность передалась мне. И так же как ваше высочество в свое время дали обет не покидать Санта-Фе, пока не будет взята Гранада, я дал обет не оставлять Колумба до тех пор, пока он не ступит на берег неведомой земли, которую он хотел преподнести вашему высочеству в дар, но которую вы отвергли.
— А почему же ты, — перебила Изабелла, стараясь обернуть все в шутку, хотя после слов молодого человека сделать это при всем желании было трудно, — почему же ты, раз ты так уверовал в мудрость генуэзца и раз ему, чтобы осуществить свой замысел, надобны всего-навсего две каравеллы, сотня матросов и три тысячи крон, да, почему же ты на свои средства, — а их у тебя втрое больше той суммы, какую требует твой друг, — не велишь построить две каравеллы, нанять сотню
— Я предлагал ему все это, ваше высочество, — серьезно произнес дон Иньиго, — совсем не думая о таком почетном воздаянии: я не честолюбив. Но Колумб отверг мое предложение.
— Итак, Колумб отказался осуществить замысел, который он вынашивает уже лет двадцать, отказался в тот час, когда ему предложили помощь! — воскликнула Изабелла. — Ну нет, в это я ни за что не поверю, сын мой.
— Тем не менее, все это истинная правда, ваше высочество, — отвечал дон Иньиго с почтительным поклоном.
— Чем же он объяснил свой отказ?
— Объяснил тем, что для такого предприятия надобны имя и покровительство всемогущего монарха, ну а раз ему не удалось осуществить задуманное под защитой португальского или испанского флага, он намерен попытать счастья у Карла Восьмого. Быть может, король поддержит его, осенит его предприятие тремя лилиями Франции.
— Как? Генуэзец отправляется во Францию? Генуэзец передает свой проект Карлу Восьмому, вы это наверняка знаете, сеньор дон Иньиго? — спросил Фердинанд Арагонский, неожиданно входя в молельню и вмешиваясь в разговор, который он слушал вот уже несколько минут.
При его появлении все обернулись: кто-то негромко вскрикнул, кто-то невольно всплеснул руками от удивления.
Лишь дон Иньиго, словно он, услышав, как скрипнула створка двери, угадал, кто ее отворил, выразил одно только почтение поклоном, как перед тем выказал его королеве.
Но, как видно, желая подтвердить свое право оставаться с покрытой головой перед королем Арагона, он надел шляпу. Впрочем, он почти тотчас же снял ее, когда повернулся к Изабелле, будто ожидая, что она, его единственная повелительница, вот-вот знаком даст ему понять, что прощальная аудиенция окончена.
А Изабелла вздрогнула от радости, заметив, с какой горячностью Фердинанд, обычно такой бесстрастный, воспринял известие, унизительное для Испании, — новость о том, что Колумб намерен искать поддержку у монарха другой страны.
Дон Иньиго пока еще не отвечал на вопрос короля Фердинанда, поэтому Изабелла сказала:
— Разве ты не слышал, о чем тебя спрашивает король Арагона? Он хочет знать, правда ли, что генуэзец отправляется во Францию и в самом ли деле собирается служить королю Карлу Восьмому?
— Сегодня утром я расстался с Христофором Колумбом у городских ворот Бара, государыня; он поехал по дороге вдоль побережья, надеясь, что из Аликанте, Валенсии или Барселоны на каком-нибудь корабле доберется до Прованса.
— Ну, а потом? — произнес Фердинанд.
— А потом, государь, — отвечал дон Иньиго, — потом я поспешил сюда просить королеву, чтобы она соблаговолила разрешить мне последовать за этим великим человеком, разрешила отплыть вместе с ним и разделить его удел — будь он счастливый или несчастливый…