Сальватор. Том 1
Шрифт:
Капитан покачал головой.
– Он мой единственный сын, Куртеней… И мальчик так похож на мать!..
Генерал снова не нашелся что ответить и кашлянул.
Помолчав немного, он все-таки спросил:
– Я хотел узнать, так ли плох твой друг Сюркуф, что ты даже не сможешь поужинать у меня нынче вместе с Петрусом?
– Моему другу очень плохо, – с расстроенным видом подтвердил капитан.
– Тогда другое дело, – поднимаясь, сказал генерал. – Я тебя оставляю с сыном и первый тебе скажу: немало грязного белья вам предстоит перемыть в кругу семьи! Если останешься и захочешь со мной поужинать – добро пожаловать! Если уедешь и я тебя больше не увижу – счастливого пути!
– Боюсь, мы не увидимся, брат, – молвил Пьер Эрбель.
– Тогда обними меня, старый негодяй!
Он распахнул объятия, и достойнейший капитан нежно и вместе с тем почтительно, как и подобает младшему брату, припал к его груди.
Потом, словно боясь поддаться охватившей его нежности, что было бы противно его правилам и, главное, взглядам, генерал вырвался из объятий брата и бросил племяннику:
– Нынче вечером или завтра я увижу вас у себя, не так ли, досточтимый племянник?
Генерал поспешил к лестнице и сбежал вниз с юношеской легкостью, бормоча себе под нос:
– Вот чертов пират! Неужели я так никогда и не смогу сдержать слез при виде этого разбойника!
XXXI.
Отец и сын
Едва за генералом захлопнулась дверь, как Пьер Эрбель снова протянул сыну руки. Не разжимая объятий, тот увлек отца к софе, усадил его и сам сел рядом.
Вспомнив слова, вырвавшиеся напоследок у старшего брата, капитан скользнул взглядом по роскошному убранству мастерской, по гобеленам с изображением царствующих особ, по старинным сундукам эпохи Возрождения, греческим пистолетам с серебряными приливами ствола, арабским ружьям с коралловыми инкрустациями, кинжалам в ножнах из золоченого серебра, богемскому стеклу и старинному фландрскому серебру.
Осмотр был кратким, после чего капитан перевел взгляд на сына, по-прежнему открыто и радостно ему улыбаясь.
Петрус же устыдился своей роскоши, вспомнив голые стены Планкоэской фермы и глядя на скромный костюм отца. Молодой человек опустил глаза.
– И это все, что ты можешь мне сказать? – с нежным укором спросил капитан.
– Простите меня, отец! – взмолился Петрус. – Я упрекаю себя за то, что вынудил вас бросить умирающего друга и приехать ко мне, хотя я вполне мог подождать.
– Вспомни, сынок: в своем письме ты говорил совсем другое.
– Верно, отец, извините меня. Я написал, что мне нужны деньги, но не сказал: «Бросьте все и привезите мне их сами»; я не говорил…
– Не говорил?.. – повторил капитан.
– Нет, отец, нет! – обнимая его, вскричал Петрус. – Вы отлично сделали, что приехали, и я рад вас видеть.
– Знаешь, Петрус, – продолжал отец, приободрившись после жарких объятий сына, – мне необходимо было приехать: мне нужно серьезно с тобой поговорить.
У Петруса отлегло от сердца.
– А-а, я догадываюсь, отец! – сказал он. – Вы не могли исполнить мою просьбу и пожелали сказать мне об этом сами.
Не будем больше об этом говорить, я потерял голову, я был не прав. Дядя все мне отлично объяснил перед вашим приездом, а теперь, когда вижу вас, я и сам понимаю, как заблуждался.
Капитан по-отечески улыбнулся и покачал головой.
– Нет, ничего ты не понимаешь.
Он вынул из кармана бумажник и положил его на стол со словами:
– Вот твои десять тысяч!
Петрус был подавлен при виде неистощимой отцовской доброты.
– Отец! – вскричал он. – Нет, ни за что!
– Почему?
– Я одумался, отец.
– Одумался, Петрус? Не понимаю…
– Дело вот в чем, отец: вот уже полгода я злоупотребляю вашей добротой, полгода вы делаете больше того, что в ваших силах; полгода я вас разоряю.
– Несчастный мальчик, ты меня разоряешь!.. Это не так уж трудно.
– Как видите, я прав, отец.
– Не ты меня разоряешь, бедный мой Петрус, а я тебя разорил!
– Отец!
– Да! – мысленно возвращаясь к прошлому, печально выговорил капитан. – Я сколотил королевское состояние, или, вернее, это состояние сколотилось само собой, потому что я никогда не думал о деньгах, и ты помнишь, как это состояние рухнуло…
– Да, отец, и я горжусь нашей бедностью, когда вспоминаю о том, ради чего мы лишились богатства.
– Отдай мне справедливость в том, Петрус, что, несмотря на бедность, я никогда ничего не жалел ради твоего образования и счастья.
Петрус остановил отца.
– И даже ради моих капризов!
– Как же иначе? Я хотел, чтобы ты был счастлив, мой мальчик. Чтобы я сказал твоей матери, если бы она явилась ко мне и спросила: «Как там наш сын?»
Петрус опустился перед отцом на колени и разрыдался.
– Перестань, иначе я не смогу с тобой говорить, – растерялся Пьер Эрбель.
– Отец! – воскликнул Петрус.
– Впрочем, все, что я хотел тебе сказать, я могу отложить до другого раза.
– Нет, нет, говорите теперь же, отец…
– Мальчик мой! – начал капитан, поднявшись, чтобы освободиться из объятий Петруса. – Вот деньги, о которых ты просил. Надеюсь, ты извинишься за меня перед моим братом, не правда ли? Скажи ему, что я боялся опоздать и потому вернулся тем же дилижансом, который доставил меня сюда.
– Сядьте, отец! Дилижанс отправляется в семь часов вечера, а сейчас два часа пополудни. У вас впереди пять часов.
– Ты думаешь? – проговорил капитан, не находя что ответить.
Он машинально достал из жилетного кармана серебряные часы на стальной цепочке, доставшиеся ему от отца.