Сальватор. Том 1
Шрифт:
– Должна вас любить, во всяком случае. Что бы она ни говорила, вы все-таки отец ее ребенка.
Женщина съежилась под угрожающим взглядом Сальватора и ласково, как ни в чем не бывало молвила:
– Конечно, я его люблю, хотя он бьет меня смертным боем… Как я, по-вашему, могу быть ласковой с мужчиной, который грозит да ругается?
Жана Бычье Сердце тронули слова возлюбленной.
– Права ты, Фифина, – со слезами на глазах признал он, – я скотина, дикарь, турок! Но это выше моих сил, Фифина, ничего не могу с собой поделать!.. Когда ты говоришь мне об этом бандите Фафиу, когда грозишь отнять мою девочку и бросить меня, я теряю голову и помню только одно: что могу свалить кулаком быка. Тогда я поднимаю руку и говорю: «Кто хочет отведать? Подходите!»… Прости, Фифиночка! Ты же знаешь, что я так себя веду, потому что обожаю тебя!.. И потом, что такое два-три удара в жизни женщины?
Мы не знаем, сочла ли мадемуазель Фифина этот довод убедительным, но повела себя именно так: она величаво протянула Бартелеми Лелонгу ручку, и тот стремительно поднес ее к губам, словно собирался съесть.
– Ну и хорошо! – молвил Сальватор. – А теперь, когда мир восстановлен, поговорим о другом.
– Да, – кивнула мадемуазель Фифина, ее наигранный гнев окончательно улегся, тогда как Жан Бычье Сердце, взволновавшись не на шутку, еще кипел в душе. – Вы поговорите, а я пока схожу за молоком.
Мадемуазель Фифина в самом деле сняла с гвоздя бидон и продолжала елейным голоском, обращаясь к Сальватору:
– Вы выпьете с нами кофе, господин Сальватор?
– Спасибо, мадемуазель, – отвечал Сальватор. – Я уже пил кофе.
Мадемуазель Фифина всплеснула руками, словно хотела сказать: «Какое несчастье!» – после чего пошла вниз по лестнице, напевая арию из водевиля.
– У нее превосходное сердце, господин Сальватор, – вздохнул Бартелеми, – и я очень сержусь на себя за то, что не могу сделать ее счастливой! Но в жизни так бывает: или вы ревнивы, или нет. Я ревнив как тигр, но в том не моя вина.
Силач тяжело вздохнул, мысленно он упрекал себя и боготворил мадемуазель Фифину.
Сальватор наблюдал за ним с восхищением, смешанным с горечью.
– Теперь, – сказал он, – поговорим с глазу на глаз, Бартелеми Лелонг.
– Я весь к вашим услугам, господин Сальватор, телом и душой, – отвечал плотник.
– Знаю, знаю, дружище. Если вы перенесете на своих товарищей немного дружеских чувств и в особенности снисходительности, которую питаете ко мне, то мне от этого хуже не станет, а вот другим будет гораздо лучше.
– Ах, господин Сальватор, вы не можете сказать мне больше, чем я сам.
– Хорошо, вы все это себе скажете, когда я уйду. А мне нужны вы на сегодняшний вечер.
– Сегодня, завтра, послезавтра! Приказывайте, господин Сальватор.
– Услуга, о которой я вас прошу, Жан Бычье Сердце, может задержать вас вне Парижа., возможно, на двадцать четыре часа… может, на сорок восемь часов… а то и больше.
– На всю неделю! Идет, господин Сальватор?
– Спасибо… На стройке сейчас много работы?
– На сегодня и завтра – порядочно.
– В таком случае, Бартелеми, я забираю свои слова назад.
Я не хочу, чтобы вы потеряли дневной заработок и подвели хозяина.
– А я не потеряю заработок, господин Сальватор.
– Как это?
– Я сделаю всю работу сегодня.
– Наверное, это непросто.
– Непросто? Да что вы, ерунда!
– Как можно за один день сделать то, что намечено на два?
– Хозяин предложил мне заплатить вчетверо больше, если я выполню работу за двоих, потому что, скажу без ложной скромности, работать я умею… Ну и вот… Сегодня я буду работать за двоих, а заплатят мне как обычно, зато я буду полезен человеку, ради которого готов броситься в огонь. Вот!
– Спасибо, Бартелеми, я согласен.
– Что нужно делать?
– Вы поедете нынче вечером в Шатийон.
– А там?..
– Харчевня «Божья милость».
– Знаю. В котором часу?
– В девять.
– Я непременно буду, господин Сальватор.
– Подождите меня… только не пейте!
– Ни глотка, господин Сальватор.
– Обещаете?
– Клянусь!
Плотник поднял руку, словно клялся в суде, даже, может быть, еще торжественнее.
Сальватор продолжал:
– Возьмите с собой Туссена Бунтовщика, если он сегодня свободен.
– Хорошо, господин Сальватор.
– Тогда прощайте! До вечера!
– До вечера, господин Сальватор.
– Вы точно не хотите выпить с нами кофе? – спросила Фифина, появляясь в дверях с горшочком сливок в руках.
– Спасибо, мадемуазель, – отказался Сальватор.
Молодой человек направился к выходу, а мадемуазель Фифина тем временем подошла к плотнику и, поглаживая ему подбородок, который совсем недавно она едва не лишила растительности, проворковала:
– Выпейте кофейку, дорогой! Поцелуйте свою Фифиночку и не сердитесь!
Жан Бычье Сердце заблеял от счастья и, едва не задушив Фифину в объятиях, выбежал за Сальватором на лестницу.
– Ах, господин Сальватор! – вскричал он. – Вы совершенно правы: я – грубиян и не стою такой женщины!
Не говоря ни слова, Сальватор пожал мозолистую руку славного плотника, кивнул ему и пошел вниз.
Четверть часа спустя он уже стучал в дверь Жюстена.
Отворила ему сестрица Целеста: она подметала классную комнату, а Жюстен стоял у окна и очинял ученикам перья.
– Здравствуйте, сестрица, – весело приветствовал тщедушную девушку Сальватор и протянул ей руку.
– Здравствуйте, добрый вестник! – улыбнулась в ответ Целеста; она однажды слышала, как мать назвала этим именем молодого человека в память о его появлении в их Ковчеге, куда он всегда с тех пор приносил оливковую ветвь, и продолжала его так называть.
– Тсс! – шепнул Сальватор, приложив палец к губам. – Мне кажется, я принес брату Жюстену добрую весть.
– Как всегда, – кивнула Целеста.