Сальватор. Том 2
Шрифт:
– Это мой отец! – радостно вскрикнула девушка, представляя генерала хозяйке пансиона.
Генерал вышел вперед, почтительно поцеловал г-же ван Слипер руку и сердечно поблагодарил ее за заботы о Мине.
– А теперь, мадам, – продолжал он, – позвольте узнать, когда отправляется ближайший дилижанс во Францию.
– Как?! – в один голос воскликнули Мина, Жюстен и г-жа ван Слипер, напуганные внезапным отъездом. – Вы так скоро уезжаете?
– Я? Нет! – возразил генерал. – Я побуду с вами некоторое время… А вот мой славный друг, никогда меня не оставлявший, – прибавил он, оборачиваясь к г-ну Сарранти и протягивая ему руку, – пожелал сопровождать меня до тех пор, пока я не найду дочь, но теперь он вернется в Париж, чтобы найти своего сына, угодившего из сыновней любви в темницу.
Господин Сарранти грозно сдвинул брови.
Присутствовавшие почтительно склонили головы перед великим мучеником, молча встречавшим удары судьбы.
Дни, которые провели в Амстердаме вместе генерал, Мина и Жюстен, пролетели как счастливый сон. После стольких испытаний и многих лет нищеты они упивались блаженством с тем же сладострастием, что и путешественник, целый день карабкавшийся под солнцем на высокую гору: взобравшись на вершину, он вдыхает свежий воздух и аромат долины.
К сожалению, давно известно: что составляет счастье одних, является несчастьем для других. Радость Жюстена, Мины и генерала причиняла огорчение хозяйке пансиона.
Она с ужасом ждала минуты, когда Жюстен и Мина, то есть учителя ее пансиона, оставят ее и последуют за генералом в Париж.
Генерал угадал причину ее печали и поспешил успокоить славную женщину, обещав по возвращении во Францию послать ей двух лучших парижских учительниц, после того как они пройдут испытание у Жюстена.
Однажды утром генерал получил после завтрака письмо от Сальватора и нахмурился.
– Что с вами, отец? – испугались молодые люди.
– Прочтите, – предложил генерал и подал письмо Сальватора.
Они вместе прочли короткое письмо:
«Генерал!
Дабы ничто не мешало Вашему счастью, пока Вы проводите время в обществе дочери, спешу Вам сообщить, что господин Лоредан де Валъженез, ее похититель, был убит вчера на дуэли господином де Марандом в моем присутствии.
Поздравляю Вас по этому случаю с тем, что Вам не придется подвергать риску Вашу драгоценную жизнь ради наказания такого ничтожества.
Передайте мои горячие поздравления двум влюбленным, примите уверения, генерал, в моей почтительной дружбе.
Конрад де Валъженез».
– И что же, отец? – спросила Мина.
– Что в этом письме могло вас огорчить? – удивился Жюстен.
– Наказать негодяя должен был я, – сказал генерал. – Я сожалею, что кто-то другой взял на себя этот труд.
– Отец! – грустно вымолвила Мина. – Вы жалеете, что нашли меня, раз печалитесь из-за того, что не рискнули потерять свою дочь навсегда?
– Дорогое дитя! – вскричал г-н Лебастар де Премон, крепко обнимая дочь, и его лицо снова просветлело.
Оставалось лишь выбрать день отъезда. Было решено отправиться в путь в ближайшую субботу, то есть через день.
В субботу утром Мина расцеловала хозяйку пансиона, нежно простилась с воспитанницами – своими ученицами и подружками, потом взяла своего отца под руку и в сопровождении жениха отправилась на почту, сто раз оборачиваясь со слезами благодарности на глазах на этот гостеприимный город, который она считала своей родиной, так как обрела здесь отца.
В день отъезда генерала г-же ван Слипер передали письмо, в которое был вложен чек на три тысячи франков для предъявления в один из банков Амстердам. В письме говорилось, что деньги предназначаются для содержания шести бедных девушек: трех – на выбор г-жи ван Слипер и еще трех – на выбор бургомистра.
XIV.
Достойная сестра покойного г-на Лоредана
Вернемся к г-ну Лоредану де Вальженезу, которого мы оставили смертельно раненным и лежащим на траве в Булонском лесу.
Он испустил дух на руках у двух своих секундантов некоторое время спустя после отъезда Сальватора, г-на де Маранда и двух генералов.
Тяжелое и ответственное это дело: друг, которого вы привезли на место дуэли веселым, живым, презрительно усмехающимся, умирает на ваших глазах; его губы сведены судорогой, члены застыли, взгляд затравленный.
Только чувства могут при этом испытываться несколько различные, в зависимости от того, кто умирает и кто наблюдает за смертью.
Провидению было угодно, чтобы дружба, этот прозрачный бриллиант, явился если не уделом чистых сердец, – кто может похвастаться чистотой собственного сердца? – то хотя бы привилегией добрых людей.
А люди пустые и порочные знают богиню дружбы по имени и смеются над ней, как обычно высмеивают распутники порядочных женщин, будучи не в состоянии их замарать.
Не будем же преувеличивать скорбь, которую испытывали не два друга, но два товарища г-на де Вальженеза, когда стало ясно, что Сальватор не ошибся в своем предсказании и что Лоредан отдал Богу душу.
Их огорчила эта смерть, вот слово, которое подходит в данной ситуации, но, может быть, еще больше им мешал труп.
Въехать с покойником в Париж было делом нешуточным. Законы о дуэли, довольно строгие по тем временам, наказывали секундантов еще строже, чем оставшегося в живых противника, ведь он-то хоть защищал свою жизнь. Кроме того, им пришлось бы, очевидно, заполнить при въезде в город немало «обременительных бумаг. Наконец, признаемся, что дуэль несколько затянулась, а двое друзей проголодались.
Это вполне реалистичное признание, которое мы вынуждены сделать, помогает весьма точно определить степень их скорби.
Они все втроем прибыли в карете Лоредана. Было решено, что двое слуг отвезут тело в Париж, а Камилл и его приятель вернутся сами позднее.
Камилл велел кучеру подъехать ближе. Оба лакея ни о чем не подозревали, так как речь шла об утренней прогулке; они с безмятежным видом сидели на козлах. Камилл позвал их.
Слуги слышали два пистолетных выстрела. Они видели, как уехали Сальватор, г-н де Маранд и еще двое секундантов. Но ничто не наводило их на мысль о несчастье.