Сальватор. Том 2
Шрифт:
Однако каким бы чудовищным ни представлялось ему поручение, он даже не подумал сделать хоть малейшее замечание: он чувствовал себя зайцем в когтях тигра.
– Ну, вы готовы за это взяться? – спросил итальянец.
– С удовольствием, ваше преосвященство, но я бы хотел понять…
– Понять? А зачем? Разве вы так уж давно приняты в Святой орден, что забыли первую заповедь: Perinde ас cadaver.
Повинуйтесь без возражений, не задумываясь, слепо, повинуйтесь как мертвец!
– Я обязуюсь, – торжественно произнес аббат, – точно исполнить поручение, которое вы мне доверяете, и повиноваться.
– Так, хорошо! – похвалил монсеньор Колетти.
Он подошел к секретеру и достал оттуда небольшой, туго набитый сафьяновый бумажник.
– Я знаю, что вы крайне бедны, – заметил прелат. – Исполняя мои приказания, вы, возможно, войдете в непредвиденные расходы. Я беру их все на свой счет. А когда мое поручение будет исполнено, вы получите в благодарность за свою службу сумму, равную той, что лежит в этом бумажнике.
Аббат Букмон покраснел и задрожал от удовольствия, ему пришлось собраться с силами, прежде чем он коснулся бумажника кончиками пальцев и опустил его в карман, даже не заглянув внутрь.
– Я могу идти? – спросил аббат, торопясь расстаться с итальянцем.
– Еще одно слово, – молвил тот.
Аббат поклонился.
– В каких вы отношениях с маркизой де Латурнель?
– В очень хороших.
– Ас графом Раптом?
– В очень плохих.
– Иными словами, у вас нет ни причины, ни желания быть ему приятным?
– Ни малейшего, ваше преосвященство, скорее, наоборот.
– И если несчастье неизбежно должно произойти с кемнибудь, вы бы предпочли, чтобы это был он, и никто иной?
– Совершенно верно, ваше преосвященство.
– Тогда, аббат, в точности исполняйте все мои указания, и вы будете отмщены.
– А-а, теперь я все понял! – воскликнул аббат, порозовев от удовольствия.
– Тихо, сударь! Мне это знать ни к чему.
– Через неделю, ваше преосвященство, ждите вестей… Куда писать?
– В Рим, на виа Умильта.
– Спасибо, ваше преосвященство, помогай вам Господь в вашем путешествии!
– Благодарю вас, господин аббат. Если пожелание и смелое, то намерение доброе.
Аббат поклонился и вышел через потайную дверь, которую перед ним отворил прелат.
Вернувшись в гостиную, монсеньор Колетти застал там маркизу де Латурнель.
Старая святоша пришла попрощаться со своим духовником.
Тот покончил в Париже со всеми делами и стремился уехать как можно скорее, а потому хотел избежать душещипательной сцены, которую ему собиралась устроить старая маркиза. Он раскрыл было рот, чтобы выразить пожелание или, скорее, представить это как настоятельную необходимость: собраться с мыслями перед опасным путешествием в Китай. Вдруг выездной лакей маркизы поспешно вошел в гостиную и доложил: с г-жой де Ламот-Гудан случился нервный припадок такой силы, что подумали было даже, как бы она не умерла во время приступа.
Его преосвященство пошел красными пятнами, когда услышал эту новость.
– Маркиза! – проговорил он. – Слышите? Нельзя терять ни минуты.
– Я бегу к невестке! – воскликнула маркиза и подскочила в кресле.
– Ошибаетесь! – остановил он ее. – Бежать нужно не к госпоже де Ламот-Гудан.
– Куда же, монсеньор?
– К аббату Букмону.
– Вы правы, ваше преосвященство. Ее душа еще более уязвима, чем ее тело. Прощайте, достойный друг. Храни вас Бог в вашем долгом путешествии через океан.
– Я пересеку его в молитвах о вас и ваших родных, маркиза, – отозвался прелат, сложив руки на груди.
Маркиза укатила в своей карете. Спустя четверть часа коляска, запряженная тройкой почтовых лошадей, увозила его преосвященство Колетти в Рим.
XX.
Глава, в которой Аббат Букмон принимается за старое
Действительно, через несколько минут после отъезда маркизы де Латурнель и достойного аббата Букмона с супругой маршала де Ламот-Тудана случился настолько сильный припадок, что бывшая при ней камеристка огласила особняк истошным криком: «Мадам умирает!»
Старый врач маршала, которого княгиня упорно отказывалась принять, прибежал на зов Грушки и по тревожным симптомам определил, что это предсмертный приступ и что княгине осталось жить не больше суток.
Маршал прибыл в то время, как врач выходил из апартаментов черкешенки. Увидев мрачное лицо доктора, г-н де ЛамотГудан все понял.
– Княгиня в опасности? – спросил он.
Доктор грустно кивнул.
– Ее нельзя спасти? – продолжал маршал.
– Невозможно, – отвечал доктор.
– Из-за чего она, по-вашему, умирает?
– Тоска…
Маршал внезапно помрачнел.
– Вы полагаете, доктор, что я лично мог причинить княгине боль? – печально вымолвил маршал.
– Нет, – покачал головой врач.
– Вы знаете ее уже двадцать лет, – продолжал маршал де Ламот-Гудан. – Вы, как и я, наблюдали за тем, что ее сиятельство находилась непрестанно в состоянии, так сказать, летаргии. Когда я вас об этом спросил, вы привели мне тысячу похожих примеров, и я решил, что, как вы мне и говорили, эта дремота, в которую впадала княгиня по любому поводу, являлась результатом ее слабой конституции. Но в этот час вы объясняете ее смерть тоской. Объясните же, друг мой, вашу мысль, и если вы сделали по этому поводу какое-нибудь замечание, не оставляйте меня в неведении.
– Маршал! – сказал врач. – Я не заметил ничего, что в отдельности и наверняка могло бы подтвердить это мнение. Но, судя по всем этим отдельным фактам, для меня ясно, что только тоской объясняется смертельная болезнь госпожи де ЛамотГудан.
– Это мнение светского человека или философа, доктор.
Я же прошу вас дать научное объяснение, представить мнение врача.
– Господин маршал! Настоящий врач – философ, который изучает тело лишь для того, чтобы лучше узнать душу. За госпожой де Ламот-Тудан я наблюдал старательно, хотя это было и непросто. Но результат сомнений не вызывает, маршал.