Сальватор. Том 2
Шрифт:
– Нет, Рина, я не стану вас слушать. Усни с миром, девочка моя, и храни тебя Господь!
Слезы хлынули из глаз княгини сплошным потоком, и маршал почувствовал их даже на своей руке, которой сжимал хрупкую ручку жены.
– Ты плачешь, Рина! – взволнованно проговорил он. – Может, я в состоянии облегчить твои страдания?
– Да, – кивнула умирающая, – я очень страдаю, мне невыносимо больно.
– Говори, дорогая.
– Прежде всего, господин маршал, – произнесла княгиня, высвободив свою руку и достав с груди небольшой золотой ключик на цепочке, – возьмите этот ключ и отоприте мой комод.
Маршал взял ключ, встал и сделал, как она говорила – Выдвиньте второй ящик, – продолжала г-жа де ЛамотГудан.
– Готово, – отозвался маршал.
– Там должна лежать пачка писем, перехваченных черной лентой, так?
– Вот она, – сказал маршал, приподнимая письма и показывая их княгине.
– Возьмите их и сядьте со мной рядом.
Маршал исполнил приказание.
– В этих письмах моя исповедь, – продолжала несчастная женщина.
Маршал протянул было пачку жене, но та оттолкнула ее со словами:
– Прочтите их, потому что я не в силах пересказать вам содержание.
– Что в этих письмах? – смущенно переспросил маршал.
– Признание во всех моих грехах и доказательства их, господин маршал.
– Раз так, – с волнением проговорил маршал, – позвольте мне отложить чтение до другого дня. Вы сейчас слишком слабы, чтобы заниматься своими грехами. Я дождусь вашего выздоровления.
Он распахнул редингот и положил письма в карман.
– Я умираю, господин маршал, – пронзительно вскрикнула княгиня, – и не хочу предстать перед Господом, имея на совести тяжкого греха.
– Если Бог призовет вас к себе, Рина, – грустно прошептал маршал, – пусть Он простит вам на небесах так же, как я прощаю на земле, все прегрешения, какие вы могли совершить.
– Это больше чем прегрешения, господин маршал, – упавшим голосом продолжала г-жа де Ламот-Гудан, – это преступления, и я не хочу умирать, не признавшись в них вам. Я опорочила вашу честь, господин маршал.
– Довольно, Рина! – выкрикнул маршал. – Хватит, хватит! – прибавил он мягче. – Повторяю, что не хочу ничего слышать. Я вас прощаю, благословляю и призываю на вашу голову милосердие Божие.
Слезы благодарности снова брызнули из глаз княгини. Она повернула к маршалу голову, посмотрела на него с невыразимой нежностью и восхищением и попросила:
– Дайте руку!
Маршал протянул ей обе руки. Княгиня схватилась за одну из них, поднесла к губам, горячо поцеловала и воскликнула в страстном порыве:
– Господь призывает меня к себе… Я буду о вас молиться!
Уронив голову в подушки, она прикрыла глаза и без всякого перехода уснула навсегда, как угасает ясный день в сумерках.
– Рина, Рина! Любимая моя! – закричал маршал, находившийся во власти самых противоречивых чувств после описанной нами сцены. – Открой глаза, посмотри на меня! Да ответь же ты!
Я тебя простил, я прощаю тебя, бедняжечка! Слышишь меня?
Я все тебе прощаю!
Он привык к тому, что его жена почти всю свою жизнь молчала, и теперь, глядя в ее безмятежное лицо, не заметил ничего, что свидетельствовало бы о смерти. Он привлек к себе жену и поцеловал в лоб.
Но на него вдруг повеяло могильным холодом, а когда он поднес свои губы к губам и не ощутил ее дыхания, он наконец понял, что произошло с его несчастной супругой. Он осторожно опустил ее голову на подушку, воздел над нею руки и произнес:
– Что бы ты ни совершила, я прощаю тебя в эту критическую минуту, несчастное и слабое создание! Какой бы грех, какое бы преступление ты ни совершила, я призываю на твою голову благословение Божие.
В это мгновение послышался детский голосок:
– Мама, мама! Я хочу тебя видеть!
Это была Пчелка. Она с нетерпением ожидала в будуаре, когда закончится разговор княгини с мужем.
Две сестры торопливо вошли в спальню, так как Регина сопровождала Пчелку.
– Не входите, не надо, девочки! – рыдающим голосом выкрикнул маршал.
– Я хочу видеть маму, – захныкала Пчелка и побежала к кровати княгини.
Однако маршал преградил ей путь. Он обхватил ее за плечи и подвел к Регине.
– Ради Бога, уведите ее, дитя мое! – взмолился он.
– Как она? – спросила Регина.
– Ей лучше, она уснула, – солгал маршал, и голос его задрожал. – Уведите Пчелку.
– Мама умерла! – простонала девочка.
Регина с Пчелкой на руках подскочила к кровати.
– Несчастные дети! – тяжело вздохнул г-н де Ламот-Гудан. – У вас нет больше матери!
Сестры в один голос зарыдали.
На их крики маркиза де Латурнель и камеристка в сопровождении аббата Букмона явились в спальню.
При виде лицемерного аббата Букмона маршал на время позабыл о собственной боли и вспомнил о жалобах княгини, после того как аббат вышел из ее спальни. Маршал подошел к священнику и, строго на него взглянув, с важностью проговорил:
– Это вы, сударь, заняли место монсеньера Колетти?
– Да, господин маршал, – подтвердил священник.
– Ну что же, сударь, ваш долг исполнен. Женщина, которую вы исповедовали, мертва.
– С позволения господина маршала, – сказал аббат, – я проведу ночь у тела несчастной княжны.
– Ни к чему, сударь. Я сделаю это сам.
– Обычно, господин маршал, – продолжал настаивать аббат, видя, что его прогоняют второй раз за день, – эта печальная обязанность выпадает на долю священника.
– Вполне возможно, что так оно и есть, господин аббат, – не допускавшим возражений тоном проговорил маршал. – Но, повторяю, ваше присутствие здесь отныне ни к чему. Честь имею кланяться!