Сам себе наставивший рога, или непредвиденное примирение
Шрифт:
Маркиз де СадСам себе наставивший рога, или Непредвиденное примирение
Одни из главных недостатков дурно воспитанных особ – беспрестанно исходящие от них бестактности, злословие и клевета на все и вся, причем в присутствии людей, которых они вовсе не знают. Трудно вообразить, сколько неприятностей порождено такого рода болтливостью. Какой порядочный человек, слыша, как порочат то, что ему небезразлично, не поставит зарвавшегося глупца на место? При воспитании юношей им в очень малой степени внушают необходимость благоразумной сдержанности. Не обучают их и знанию света, не разъясняют как следует тонкости этикета, психологию и пристрастия людей, с которыми им предстоит жить бок о бок. Вместо этого молодым людям
Мало того, спросите юношу об истинных обязанностях его по отношению к обществу, выясните, в чем состоит долг перед самим собой и перед другими, узнайте, как следует себя вести, чтобы стать счастливым. Он ответит, что ему преподали, как слушать мессу и читать молитвы, однако он никогда не слышал об интересующих вас понятиях, ведь его выучили науке петь и танцевать, а не искусству жить среди людей. Приключившаяся из-за подобного недоразумения история не имела серьезных и кровавых последствий, а напротив, завершилась довольно забавно. Желая рассказать о ней поподробней, мы на несколько минут злоупотребим терпением наших читателей.
Пятидесятилетний господин де Ранвиль был одарен сдержанным нравом, особо высоко ценимым в свете. Сам он смеялся мало, однако обладал талантом заставлять смеяться других. Хладнокровной подачей своих язвительных острот, шутовским выражением обычно неулыбчивого лица и умением выдержать паузу он порой в тысячу раз лучше веселил компанию, нежели многие навязчивые тяжеловесные болтуны, монотонно повторяющие одну и ту же шутку и безудержно смеющиеся сами, ничуть не заботясь о развлечении слушателей. Господин де Ранвиль занимал ответственный пост в откупном ведомстве. Стараясь отрешиться от мыслей о крайне неудачном браке, некогда заключенном им в Орлеане, где он и оставил недостойную супругу, он проживал в Париже в обществе одной очень красивой особы, бывшей у него на содержании, и нескольких не менее приятных, чем он, друзей, тратя по двадцать-двадцать пять тысяч ливров ежегодной ренты.
Любовница господина де Ранвиля была не девицей, а замужней дамой, что делало ее еще пикантней, ведь, как известно, привкус адюльтера часто придает особую остроту наслаждению. Она была необыкновенно хороша, тридцати лет, с прекрасной фигурой. Расставшись со скучным и заурядным мужем, она покинула провинцию и приехала искать счастья в Париж, где в скором времени его и нашла. Как всякий истинный распутник, Ранвиль был падок на лакомые кусочки и никак не мог упустить подобный случай. И вот уже три года с помощью заботливого обхождения, большого ума и больших денег ему удавалось заставить эту женщину забыть о печалях супружества, встретившихся ей на жизненном пути. У обоих была сходная участь, и они утешались вдвоем, еще раз убеждаясь в великой истине, впрочем, ничего не исправляющей в нравах: в мире существует столько несчастливых супружеских пар, а следовательно, столько горя лишь оттого, что глупые или корыстные родители подбирают детям состояние вместо чувства, ибо, как часто говорил Ранвиль своей подруге, совершенно очевидно, что не одари ее судьба невыносимым мужем-тираном, а его – блудливой женой, а соедини она браком их двоих, – вместо терний, по которым они так долго ступали, путь их был бы усеян розами.
Некое не заслуживающее отдельного разговора событие однажды привело господина де Ранвиля в грязную и небезопасную для здоровья деревню под названием Версаль. Привыкшие к столичному поклонению короли делают вид, что скрываются здесь от одолевающих их подданных. Честолюбие, скупость, месть и тщеславие ежедневно привлекают сюда толпу несчастных, надеющихся облегчить свои невзгоды, пользуясь покровительством своего недолговечного кумира. Цвет французской аристократии, способной играть первостепенную роль на своих землях, томится здесь в ожидании приема, униженно обхаживая привратников или смиренно вымаливая куда худший, нежели тот, какой они вкушают у себя дома, обед в обществе коронованных особ, на миг вознесенных фортуной из сумрака забвения, и вновь им уготованный спустя некоторое время. Устроив свои дела, господин де Ранвиль усаживается в одну из придворных карет, заслуживших прозвание «ночной горшок», и его случайным попутчиком оказывается некто господин Дютур – необычайно разговорчивый, раскормленный, неповоротливый и любитель позубоскалить. Служил он, как и господин де Ранвиль, в откупном ведомстве, только у себя на родине в Орлеане, откуда, как мы уже упоминали, происходил и господин де Ранвиль. Завязывается беседа. Всегда лаконично отвечающий на расспросы и не открывающий своих карт Ранвиль, еще не успев произнести несколько слов, уже знает фамилию, имя, прозвище, родину и состояние дел своего попутчика. Сообщив эти подробности, господин Дютур переходит к светским сплетням.
– Кажется, вы бывали в Орлеане, сударь, – начинает Дютур, – похоже, вы мне об этом только что говорили.
– Прежде я жил там несколько месяцев.
– И, наверное, знавали госпожу де Ранвиль – одну из величайших потаскух, когда-либо живших в Орлеане?
– Госпожа де Ранвиль – довольно красивая женщина.
– Совершенно с вами согласен.
– Да, я встречал ее в свете.
– Так вот, поделюсь с вами: три дня назад я с ней переспал. Вот уж кто действительно рогоносец, так это ее муж, бедняга Ранвиль!
– А вы с ним знакомы?
– Лично незнаком. Но слышал, этот жалкий субъект сорит деньгами в Париже в обществе публичных женщин и таких же развратников, как и он сам.
– Ничего не могу добавить, поскольку не знаю этого господина, однако всегда искренне жалею мужей-рогоносцев. А вы, сударь, случаем, не из их числа?
– Из числа кого, рогоносцев или мужей?
– И тех и других, эти два понятия настолько неразделимы в наше время, что, по правде сказать, не вижу между ними различия.
– Я женат, сударь. Я имел несчастье жениться на женщине, с которой никак не мог поладить. Не сошлись характерами. Мы с ней расстались полюбовно. Она пожелала поехать в Париж, чтобы скрасить одиночество своей родственницы, монахини из монастыря Сент-Ор. Сейчас она там и пребывает, время от времени давая о себе знать, но я с ней не вижусь.
– Она так набожна?
– Уж лучше бы она была набожной, но нет.
– А! Я понимаю вас. И что же, вам даже не любопытно справиться о ее здоровье, ведь дела требуют сейчас вашего присутствия в Париже?
– Откровенно говоря, я не любитель монастырей. Я рожден для радости, веселья, удовольствий, я любитель шумных компаний и не рискну отправиться в заведение, которое выведет меня из строя на добрых полгода.
– Но жена...
– Жена может интересовать, если пользуешься ее услугами. Но не в том случае, если в силу ряда серьезных причин должен твердо от нее отказаться и жить от нее подальше.
– В том, что вы говорите, сквозит какая-то чрезмерная суровость.
– Вовсе нет, скорее философия. Сейчас так принято: кто не следует голосу рассудка, тот слывет дураком.
– Все же следует предположить в вашей жене какие-то несовершенства, поясните мне, что это: врожденный недостаток, нехватка терпимости, неумение себя вести?
– Всего понемножку... всего понемножку, сударь. Но оставим это, прошу вас, и вернемся к нашей красотке госпоже де Ранвиль. Чего же ради, не понимаю, вы были в Орлеане, если не развлеклись с этой особой; с ней имели дело абсолютно все.
– Не совсем все, вот видите – я с ней не был. Не люблю замужних женщин.
– С кем же, сударь, простите за излишнее любопытство, вы проводите время?