Сам себе властелин 4

Горбов Александр Михайлович

— Могу поспорить, я знаю, на кого именно.

Торквин кивнул и хихикнул.

— Именно так, вы угадали.

— А что за флотоводец?

— Капитан Драйк “Рыжая борода”.

— Пират, верно?

— Вольные капитаны все пираты, Владыка, когда не нанимаются на службу.

— Этот Драйк, расстроен, наверное? Набирает новых капитанов?

— Его зашибло мачтой, когда он пытался тушить свой корабль. Так что ближайшие месяцы он проведёт лёжа на больничной койке.

— Отправьте ему тортик, от моего имени, пусть

утешится.

“Колобок” покачал головой.

— Ну, это совсем издевательство.

— Я по-хорошему имел в виду. Тортик, записку с сожалениями, букет цветов, бутылку пиратского пойла. Не надо видеть во всём подвох.

— Простите, — он вздохнул, — профдеформация.

Пожевав губами, Торквин продолжил:

— Самое смешное, что выжившие капитаны не получат ни монетки. Старейшины не успели подписать с ними контракт и теперь отказываются оплачивать убытки. Очень вы их вовремя подпалили, Владыка.

— Полагаю, матросы злы и обижены?

— Ага, точно. От бунта их удержали только эльфийские наёмники. А то бы они ух, разгулялись не хуже вашего.

Я задумался, прикидывая варианты.

— А знаете, Томас, не поискать ли нам среди этих моряков адекватных ребят? Флот, конечно, штука не дешёвая, но десяток кораблей будет нелишним.

— Как знал, что вы так скажете! — Торквин расплылся в улыбке, — я уже дал указание моим парням начать вербовку.

— Слушайте, а вы точно вышли в отставку? С таким энтузиазмом работаете, что мне прямо хочется вас принять на службу официально.

— Прошу вас, Владыка, даже не уговаривайте. Мне так понравилось быть вольным человеком! А это всего лишь хобби, не больше.

— Ну, как знаете. Тогда не буду вас задерживать, бегите к жене и ребёнку.

“Колобок” встал, поклонился и укатился восвояси.

* * *

У меня выдалась свободная минутка. Никто не ломился со срочными делами, не носилась Дитя, и даже во дворе замка было тихо. Так что я вытащил тетрадь и сел расшифровывать.

С первой же строки стало понятно — это самое начало дневника, вставленное растеряхой-переплётчиком не туда.

“Решил вести записи всяких мыслей. Я читал, это помогает, когда некому выговориться. Вроде, если на необитаемом острове или в стране, где не знаешь язык. Ну, вот я знаю местный язык, а толку? Реально поговорить по душам не с кем. Вокруг одни рыцари, эльфы или свихнувшиеся колдуны. Ну и ещё крестьяне — эти тебя или вилами ткнуть пытаются или падают на колени и кланяются. Дикари-с!

На всякий случай, чтобы никто не прочитал, буду писать на родном языке, его здесь никто не знает. Не надо считать меня параноиком, но для надёжности ещё и гномьим алфавитом. Местные мудрецы, чтоб им пусто было, брезгуют грамотой коротышек, так что эти душевные излияния точно никто не расшифрует. Не люблю, когда читают мои записи.

Для порядка надо рассказать с самого начала.

Как я вообще здесь появился. А вот не знаю! Жил себе нормально, работал программистом, сайтики рисовал. И был, хочу заметить, вполне себе счастлив. Да я даже фентези с фантастикой не читал! Но нет, оказался в этой дыре. Последнее, что помню — ехал на работу, слушал музыку. И тут красный грузовик вылетел на встречку. Ненавижу! Поймать бы ту усатую рожу, что за рулём была, да в мою шкуру. Пусть бы помучился, попрыгал. А я бы посмотрел, как он выкручивается.

Очнулся я на холодных камнях. Вокруг руины какие-то, дым едкий стелется, горит что-то вонючее. Да и самое главное — я голый. Натурально в чём мать родила. Не хочешь, а замёрзнешь.

Встал, огляделся. Вижу — рядом валяется мужик, замотанный в чёрную хламиду. Тощий, волосы спутанные, лицо в саже. Но вроде дышит, живой. Я его в чувства начал приводить — похлопал по щекам, ткнул в бок, ногой разик пнул. Стонет, глаза открыл, вставать начал.

На меня посмотрел, глазами зыркнул страшно и орёт:

— Повинуйся мне, демон!

Я даже обалдел немного.

— С чего это, — спрашиваю, — дядя? С какого перепугу? Ты вообще чьих будешь?

А он мне:

— Я великий маг и колдун Забродиус! Моей волей и силой волшебства ты призван в этот мир из преисподней и должен выполнять все мои желания.

— Да прям щаз, — отвечаю, — уже бегу и падаю.

Он сарказма не понял, надулся, как индюк, и заявляет:

— В знак покорности целуй мне туфлю, демон.

И вот стою я перед ним, голый и продрогший, а он, подлец, ногу выставляет, чтобы мне было удобнее его обувь лобызать. А туфля грязная, сроду не чищенная. Да ещё, подлец, хихикать мерзко начал.

Тут я не выдержал. Он, значит, меня сюда затащил, одежду непонятно куда дел, демоном обзывает. А я ему туфлю? Целовать? Вломил я дядьке. Со всей дури приголубил его.

Он в крик, визжать начал, как поросёнок. Запутался в своей хламиде и упал на спину, начал ногами дрыгать, орать, что я неправильный демон. Вскочил и давай от меня убегать. Три раза ха! Не уйдёшь от меня! Пока бегали среди развалин, я и согрелся заодно. Догнал дядьку и надавал ему по шее. От всей души и оскорблённых чувств. Он даже сознание потерял, ну или прикинулся, чтобы я его не лупил.

Снял я с него хламиду и сам закутался, как римлянин в тогу. И туфли тоже отобрал — по камням босиком то ещё удовольствие бегать. Сел рядышком и стал ждать, пока он в себя придёт.

Минут двадцать он валялся. Потом смотрю — вроде шевелится.

— Гад ты, — говорит, — а не демон. Демоны так по-свински себя не ведут.

Я его спрашиваю:

— И много демонов ты видел?

— Нет, ты первый, — отвечает, — но в книге было написано, что демоны уважительно к магам относятся.

— А я не демон, дурья твоя башка. Не понял ещё?