Сама себе хозяйка
Шрифт:
— Цепочку хоть сейчас, — сказала я, разглядев, наконец, необычный предмет, похожий на часы, но вроде как более простой. — Да и шестерёнку могу, но нужен металл. Тут сплав интересный, никель, медь, кобальт. Откуда взять можно?
— Так это не серебро, что ли?
— Точно нет. По цвету похоже, но свойства совсем другие будут.
— Тьфу, пропасть! — зло отшвырнула механизм девушка. — Вот я дура! Купила как серебро! То-то у меня защитка не ложится!
— Погоди ругаться. Сколько тебе серебра нужно, чтобы защитка твоя легла? Полностью или только покрытие?
— Покрытия бы хватило. Но это разбирать надо, к лудильщикам идти, серебро где-то искать, шлифовать потом. А механизм тонкий, потом шестеренка цепляться будет, и что? Проще выкинуть. И дешевле так точно.
Выглядела девушка очень расстроенной, едва не плакала.
— Я правильно понимаю, что ты купила эту безделушку задешево, хотела починить и продать? — мне стало жаль Аглаю, захотелось как-то помочь.
— Угу.
— Дорого?
— А тебе какое до того дело?
— Я могу и шестерёнку восстановить, и покрытие ровное сделать. Но даром работать не буду.
— Хм. А я уже заплатила. И заклинание могу вплести. Пополам?
— Пополам.
— Слушай, если ты сделаешь то, что обещала, я тебя найму.
— Погоди, ты же сказала, что сама подмастерье!
— Мало ли что я сказала. Подмастерье я, когда мастер работает. А коли мастер пьёт семь дней в неделю, то я за него.
— Много ли платить будешь?
— Ну сама смотри. С заказов кормлю-пою Прохора, остальное — пополам. Но золотых гор не обещаю. Немногие ко мне идут, но зато все возвращаются. Заклинания я плету не хуже артефатора, а беру меньше. Потому что патента нет.
— Ты мне зубы не заговаривай. Хоть примерно скажи.
— Мало, — скривилась Аглая. — Но это я тонкую работу часовщику ношу, с ним делюсь. А если с тобой работать, то и быстрее, и веселее будет. Пять-шесть серебрушек в неделю получится. Три тебе, три мне.
Я оглянулась на дядьку. Он хмурился.
— Сдаётся мне, я с голоду помру, да, дядько Тамир?
— Не помрешь. Не успеешь. Замёрзнешь сначала насмерть, потому что на еду хватит, а на жилье уже нет.
— Так со мной жить можно! — радостно предложила Аглая. — Дом большой. Правда, я зимой в кухне сплю, потому что топить дороги выходит. Но места хватит.
— А дом чей? — спросил Тамир.
— Мой. Ну…
— Баранки гну. Врешь ведь.
— Вру, — вздохнула Аглая. — Ничей дом. Прав на него я не имею, но здесь раньше сестра моей матери жила с мужем. Они умерли оба. У них дочка осталась, но где она, никто не знает. Вроде бы я — наследница. Но по закону должно двадцать лет пройти. Если не найдётся дочка, то документы оформлю. Продам его к чертям собачьим и на Север уеду, вот.
— А хозяйку прежнюю как звали? — прищурился Тамир.
— Тебе-то какое дело, дядя?
— Да вот такое. Место знакомое очень. Лавка тут раньше ювелирная была, верно?
— Была да сплыла.
— И сад вокруг. И забор.
— И что теперь? — Аглая начала злиться.
— А потом хозяин жену свою зарубил насмерть, а дочку не до конца. Было такое?
Девушка скрестила руки на груди и промолчала.
А я уже все поняла. Это что же, совпадение такое? Или судьба?
— Правильно ли я думаю, дядько Тамир, что это мой дом? — повернулась я к трактирщику. — Точнее, моих родителей?
Глава 10. Наследие
— Приехали, — сказала Аглая, поднимаясь и вытаскивая из-под стола тяжелый металлический пруток. — А ну пошли вон отсюда, мошенники!
— Погоди, постой, — заговорила я быстро. — Мы не мошенники!
— Так я и поверила! Прознали, что я сирота, что защитить меня некому, и заявились. Брать-то у меня нечего, так решили дом отобрать? Думаете, я вас боюсь?
— Конечно, боишься, — сказал дядько. — Слушай, что же это получается, если дом городу не отошёл, то и Ковальчик — не убийца?
— Не доказано, — тихо сказала Аглая. — Вроде как и не он. В суде сказали, что жену ещё можно понять, а дочку-то за что? Он ведь шибко ее любил. Дочка на него похожа была, только глаза, говорили, от матери достались. Ну и полицейские маги сказали, что кто-то ещё в тот день в доме был. А дядюшка в тюрьме повесился все равно, и дело так и закрыли. Дом вот… остался.
Я заплакала. Сама не знаю почему, ведь и родители не мои были, а Миланкины, только слёзы вдруг из глаз хлынули.
— Так чего, и в самом деле — ты дочка Марысина? — испуганно прошептала Аглая. — А бумаги есть?
— Есть. Я ее в свой дом забрал, в книге специальной расписывался, — сказал Тамир угрюмо. — В ратуше сохранилось, наверное.
— А говорили мне, что дочка того… дурочкой стала?
— Как видишь, поправилась.
— Ух ты! — настроение у Аглаи менялось стремительнее, чем небо осенью. — Так ты моя сестрица, что ли? Значит, не одна я на целом свете осталась? У-у-у!
И тоже заревела, бросившись меня обнимать.
Росточка она оказалась такого же, как я, метр с кепкой, да и сложение похоже, разве что бюст побогаче. Почему-то именно рост окончательно меня убедил: и в самом деле родня! Я вцепилась в неё, и несколько минут мы громко и самозабвенно рыдали под шумное сопение дядьки Тамира. А потом утёрли слёзы и деловито оглядели друг друга.
— Сестра, значит, — с довольным видом подытожила Аглая. — Металлистка. Металл слушаешь?
Я прикусила губу и кивнула. Металлистка, да… слушаю.
— Ну правильно, ничего даже удивительного, что мы друг друга нашли. С даром-то семейным нам просто небеса велели вместе работать! Ты давай, раздевайся, проходи. Ужинать сейчас будем. Дяденька, вы с нами?
Тамир помотал головой:
— Не, я домой пойду тогда. Не страшно одним-то ночевать будет?
— Так мы не одни, мы вдвоём.