Сама себе хозяйка
Шрифт:
Тамир ждал ответа, а я не могла ничего придумать.
– Скажи мне, ты меня хоть кормил? – наконец, выдавила из себя я.
– Та не в коня корм! Отец твой – северянин. И мать мелкая была. Голодом не морил, клянусь!
Я поверила. Даже если врет – на его совести будет. А попробует обидеть, так я его сожру с потрохами, я умею.
– Прощаю, дядько Тамир. Я жизнь сначала начала, и ты начни.
– Вот и славно. Значицца, ты совета просила. Ну так слушай. Нечего тебе тут делать. Красоты и силы в тебе немного, но в том не моя вина. Замуж тебя точно уж не возьмет никто из деревенских, а проезжий народ ненадежен, да ты и сама это поняла. Тебя ж дурочкой все помнят, кому охота от дурочки сыновей иметь? Да сможешь ли родить? Уважать тебя не будут, ты поди не помнишь, а последний раз мальчишки в деревне в тебя грязью кидали. Конечно, ты дитя еще была, но с тех пор вовсе с постоялого двора ни на шаг не уходила. Значит, все поняла, хоть и дурочка. Да и магия в тебе есть от матери. В Буйск тебя свезу или даже в Белокаменск. В Буйске еще люди есть, кто твоих родителей помнит. Магичка работу везде найдет. Но не сразу, зиму перезимуй у нас. Так проку больше будет. Книги тебе дам, а Ганна читать и писать научит, она умная. Одежду пошьем добрую. Согласная?
– А про родителей моих что расскажешь, дядько? – с надеждой спросила я. – Может, осталось что-то в Буйске от них?
– Да ничего особо не скажу, – спрятал глаза мужик. – Я и не знал их, так…
– Правда ли, что отец мать убил, а меня не добил? А самого его, поди, казнили?
– Это кто же тебе наболтать успел? Ганка, что ли? Уж я ее…
– Малика рассказала. И спасибо ей за это, лучше уж все сразу узнать, чем потом от чужих людей.
– Вот ращеколда! Кто просил… И откуда только узнала! Да, правда это. Отец твой зарубил жену не то топором, не то саблей. А тебя в голову ранил. Крови много было, думал, что ты померла.
– За измену? – тихо спросила я.
– Да я-то почем знаю? Я в окно не заглядывал и постель им не стелил. Мож, за измену, а мож, еще за что. Мож, свихнулся просто. Люди многое говорили, да верить им – все равно, что пожар вином тушить.
– А кем они были, мои родители?
– Мастера-ювелиры, лавку свою держали. Нет, лавка не осталась, даже не думай. По закону, у убийцы имущество забирают.
– А если дети остались?
– В сиротский дом. Да ты ж совсем убогая была, кому ты там нужна? Или прибили бы, или померла б от болезни какой.
– А ты меня лечил, стало быть, – недобро поджала губы я, понимая, что где-то Тамир врет, точнее, не договаривает.
– Да ты у меня и не болела, даром, что мелкая, как котенок. Маличка с Даринкой то сопливые, то дохают, каждую зиму – лихоманка всякая, а тебе хоть бы хны. Один раз они сыпью покрылись, вот там и тебя задело, да и то – они три седмицы головы не поднимали, а ты через пару дней уже бегала. Я тогда даже думал, что богиня разум забрала, так хоть здоровье оставила. Но то у меня в доме, где тепло и кормят. А в приюте – кто знает?
Тут я была с ним вынуждена согласиться. Так и есть. В тепле, с хорошим питанием, со свежим воздухом любой ребенок будет болеть меньше, чем в приюте. А с лавкой ювелирной я как-нибудь разберусь, когда в Буйск приеду. Раз уж в южных провинциях все так хорошо, везде порядок – должны остаться какие-то документы. Ну, или хоть живые свидетели.
– А с отцом-то что было?
– Повесился в тюрьме, – мрачно бросил Тамир, и я поняла, что мне пока достаточно. И чужие вроде люди, а все равно – дрожь берет. И это у меня, точнее у Миланы, еще нервная система вполне себе крепкая. А в прошлой жизни я неплохо изучила депрессию изнутри, так сказать, особенно, когда уже понятно было, что шансов у меня немного.
На миг задумалась: а ведь “врач” тот, который не то привиделся мне в бреду, не то и в самом деле был, сказал, что годы мои не закончились. Может, я бы и выздоровела. И ведь жизнь, кажется, неплохая у меня была. Смутно помню, но дети взрослые уже, работа, муж даже. Бывший или настоящий? Вот тут затык. И не тот, и не другой, кажется. То есть любви особой не имелось. Ну и ладно, у меня ничего не болит, это главное.
Зато сейчас я молода, свежа как майская роза, глаза вон красивые и магия даже имеется. И самое смешное, я уже даже от девственности успела избавиться, так что никаких сомнений по поводу семейного положения можно не испытывать. Порченая невеста никому не нужна. Может, я и поторопилась… Вспомнила Асура и невольно улыбнулась. Ни за что о нем жалеть не буду. Может быть, мы с ним даже встретимся еще. Хотя лучше б не нужно. Влюблюсь ведь по уши, в такого, как он – немудрено.
– Дядько Тамир, – кивнула я хозяину. – Остаюсь до весны, но на моих условиях. Ни в конюшне, ни в чулане жить не буду, я не собачка. Придумай что-нибудь, в один из нумеров посели, что ли. А взамен я по хозяйству помогать буду, да с полным разумением. Готовить научусь, с металлом помогу. А еще знаешь, я попробовала зеркало сделать, вроде бы даже получилось. Думаю, какой-то толк от моей магии будет.
– Цену себе узнала? Это хорошо. Значит, и потом не пропадешь, – кивнул Тамир. – Договорились. Любую комнату выбирай. И зеркало свое покажи, коли не врешь, штука нужная и ценная.
Глава 7. Конец зимы
– Так, моя драгоценная, – в сотый раз напоминал мне дядько Тамир. – В первую очередь мы с тобой идём к стекольщику.
– В первую очередь мы идём в гостиницу, – возражала в сотый раз я. – Моемся, ужинаем и спим в настоящей постели. Впрочем, последовательность можно изменить.
– Ишь какая умная стала, дядьку затыкает постоянно. Хорошо, в гостиницу. А наутро – к стекольщику.
Я кивнула, зная, что он все равно не отвяжется. Мне повезло, мы поехали в Буйск в конце зимы, на почтовых санях. Не стали ждать, пока все растает, а потом высохнет. Причина была уважительная: по осени Дарина вышла замуж. Избранник ее был парень деревенский, небогатый, у него было много братьев, а оттого на дом или какое наследство рассчитывать он не мог. Но это и славно: Даринку он, кажется, любил, работать умел, а оттого согласился войти в семью «приживальцем», то есть помощником Тамира. Если сдюжит (а дядько его шпынял без жалости и пощады, испытывая на прочность), то потом ему же постоялый двор и останется. За месяц зимы Теодор показал себя спокойным и ответственным работником, не пил, не буянил, с дядькой не спорил, а потому Тамир решил, что можно и по зиме, по снегу до Буйска съездить, тем более, ему стекла нужны были, а их везти на санях куда сподручнее, чем на телеге.
Я не возражала. Мне эта деревенская жизнь осточертела уже. Во-первых, работы на постоялом дворе невпроворот. Летом князья всякие и деревенский люд сидят в полях и огородах, в гостинице одна-две комнаты заняты купцами да прочими неугомонными. Студенты не в счёт, они лишь два раза в год мигом проезжают. А зимой да на санях все куда-то прутся: кто в Буйск, кто в Белокаменск, а кто и на Север, в Большеград или даже Устинск. За товаром, за удачей, диковинами всякими, урожай везут на хлебную биржу. Сам князь Святогор Озеров к нам завернул однажды. Поглядела я на него – не впечатлил. Типичный помещик, упитанный и важный, стрижен под горшок, борода лопатой. Одет обычно, в еде непривередлив. Сын его, темноглазый кудрявый Симеон (на Асура чем-то похож, кстати), мне был интересен больше – веселый парень, шутник и балагур. Пытался за Маликой ухлестывать, да от отца выговор получил, а жаль. Забрал бы дуру в княжеский терем, ей там самое место. Я ему, кстати, совершенно не понравилась. Сказал, что смотреть на меня жалко, хочется к стулу привязать и манной кашей кормить. Я, помнится, ответила, что не про его корзинку ягодка созрела, а он ржал как конь. Малика потом в комнате своей плакала, но зря это она. Не пара дочь трактирщика княжичу, все правильно Озеров сделал.
Зеркала, кстати, ему Тамир все же подсунул и получил неплохой заказ. Оттого и в Буйск так рвался теперь – за хорошим ровным стеклом. Ну и плохое тоже нужно было, одно мы все же вынули, аккуратно расколотили и потом в металлические рамки вставили осколки. Вот уж мне пришлось свою магию осваивать! Тяжело было, я после первой попытки едва не померла от слабости. Это вам не ручку к котлу приваривать!
В общем, пришлось дядьке Тамиру в деревню ехать к кузнецу, чтобы он дальше сам стекла оправлял. Тот, понятное дело, половину в пыль покрошил, а то, что смог, я потом долго переделывала. И все равно было легче, чем с нуля.