Самарин
Шрифт:
– Куда собрались, Константин Саввич? – почтительно спросил Фрайберг.
– На Луну, – сказал Самарин. – Вы, пожалуйста, отойдите чуть-чуть, а то двигатели, знаете…
– Да-да! – испуганно прошептал Фрайберг и, пятясь, отошел с женою.
– Готово! – крикнул Юрка. – Дедушка, давай сюда! Сейчас стартуем!
«Дедушка… – удивленно подумал Самарин. – Я уже дедушка. Когда это произошло? Неужели это уже произошло?..» Косясь на зрителей, расположившихся по ту сторону пруда, Константин Саввич полез в ракету. Крутика он пропустил вперед. В ракете было просторнее, чем казалось снаружи. Константин Саввич взял Крутика на руки и поднялся по железной лесенке в кабину, где уже находились в креслах внуки, примотанные белыми ремнями.
– Нормально, – сказал Константин Саввич, устраиваясь в кресле с Крутиком.
Он взглянул в иллюминатор и увидел сверху плоскость пруда и зрителей. Павел Наумович Фрайберг стоял в центре толпы и что-то говорил, указывая короткими руками на ракету. Его слушали со вниманием.
Металлический голос начал обратный счет от десяти.
– Пуск! – крикнул он.
Ракета вздрогнула, как будто пробудившись, задрожала сильнее, набирая силу и решимость, и осторожно оторвалась от земли. Константин Саввич увидел, как разрушилась плоскость пруда и листья, сметенные вихрем, прибились к дальнему берегу. Со зрителей сорвало шляпы и кепки, которые, смешавшись с листьями, побежали прочь. Фрайберг посылал восхищенные и прощальные жесты. Земля накренилась, мелькнули голые кроны дерев, и ракета вылетела над городом, целя в Луну.
– Перегрузки! – сказал Юрка, вдавливаясь в мягкое кресло.
Крутик заскулил, шерсть на нем заиграла. Константин Саввич отвернулся от иллюминатора и почувствовал тяжесть, прижимающую его сверху. Он обхватил Крутика руками и закрыл глаза. В темноте под веками дрожали огни, сердце глухо и быстро стучало где-то за спиною. Прошло несколько секунд, и тяжесть отпустила.
Константин Саввич открыл глаза и увидел темно-синее небо, на котором росла круглая, как капуста, Луна.
Вскоре наступила невесомость. Константин Саввич положил под язык валидол и освободился от ремней. Внуки уже летали в самых замысловатых направлениях по кабине, сталкиваясь и разлетаясь, как бильярдные шары. К ним присоединился Крутик. Константин Саввич не спеша вылетел из кресла и повис, испытывая блаженнейшее ощущение. «Как просто! – думал он. – Почему я раньше не летал? Все некогда, текучка… А сейчас уже сердце…»
Потом внуки немного подрались в невесомости, и Константину Саввичу пришлось выступить арбитром. Потом они наблюдали за звездами. Потом ели бутерброды, запивая их лимонадом, который приходилось вытряхивать из бутылки. Потом…
Они летели трое суток, питаясь бутербродами и разговаривая о жизни. Константин Саввич обнаружил у внуков суждения и характеры. Старший был актером и выдумщиком. Он часто менял курс ракеты, желая осмотреть тайные уголки Вселенной. Младший был в мать, а значит, и в Константина Саввича. Он непрерывно связывался с Центром, получал инструкции и следил за программой.
Луна надвинулась неожиданно, заслонив Вселенную огромным выпуклым боком. Юрка упоенно маневрировал, выбирал и не мог выбрать место для посадки. Снова подрались, помирились, выбрали место, стали садиться. Константин Саввич ощупал небритый подбородок, покрывшийся за три дня колючей щетиной. Он взглянул на свое отражение в иллюминаторе и заметил, что щетина седая. Это его расстроило. На Луну следовало бы высадиться молодым и бритым, но электробритву Константин Саввич забыл дома.
Они осуществили мягкую посадку и стали натягивать скафандры. Крутик не желал лезть в скафандр. Константин Саввич некстати вспомнил обед и слова Анастасии Федоровны. Все были взволнованы и суетились. Первым на Луну внуки решили выпустить Константина Саввича.
Константин Саввич открыл дверцу и осторожно ступил ногой в лунную пыль. И тут зазвенели в нем какие-то струны, запели, и Константин Саввич воскликнул
На Луне, на большом сером камне, сидел техник Мишустик Урванцев в фирменном скафандре с портативным магнитофоном через плечо. Поверхность Луны оглашалась скрипучей музыкой. Увидев Константина Саввича, Мишустик вскочил на ноги и большими плавными скачками удалился по неровному лунному полю.
За исключением Мишустика никого больше на Луне не оказалось.
Они погуляли час, испытывая нарастающую тоску по дому. В небе стояла голубая Земля, населенная, как знал Константин Саввич, несколькими миллиардами людей, из которых только немногие были ему знакомы. Константин Саввич смотрел на Землю и думал о непрерывно обновляемых людских оболочках, покрывающих ее. Оболочки отмирали и уходили в землю. Земной шар показался Константину Саввичу слоистым, как распил дерева или головка лука. Каждое поколение принадлежало своему слою. Глядя на внуков, бегающих по пыльной Луне, Константин Саввич догадался, что они будут отделены от него двумя или тремя слоями. И пока растут слои, Земля будет живой, выгодно отличаясь разнообразием от других небесных тел.
Константину Саввичу надоело на Луне.
– Ну, полетели обратно! Хотите? – спросил он внуков.
– Хотим, – вздохнули они.
– А почему? – поинтересовался Константин Саввич.
– Там интереснее, – ответил Юрка.
– На Земле мама, – сказал Витька.
Ответ Витьки больше понравился Константину Саввичу. Он поторопил внуков в ракету, сам закрыл дверцу и стартовал с Луны с чувством облегчения. По правде сказать, он устал от космических полетов. Глядя на приближающуюся Землю он тихонько насвистывал любимый марш «Мы рождены…» и вспоминал немногочисленные яркие картины своей прошлой жизни: голубятню, Самарино, ночи на Урале, когда восстанавливали вывезенный завод, парк Диснея в Америке, рождение Аллочки, лицо Насти, когда она выходила к нему из больничных дверей после операции, пустые, пахнущие краской помещения КБ в день сдачи его строителями… Теперь к этим картинам прибавилась еще одна: путешествие на Луну. «Мало жил! – рассерженно вспомнил цыганку Константин Саввич. – Жил все-таки, а не валял дурака!»
В иллюминаторе мелькнула темная полоска Уральского хребта. Константину Саввичу привиделась еще одна яркая картина его жизни, но он постарался отогнать ее. Он боялся вспоминать эту картину, потому что она до сих пор не вписывалась в его представление. Картина была связана с Уралом.
Они ввалились домой голодные, в лунной пыли, с образцами лунного грунта. Анастасия Федоровна тут же выгнала их отряхиваться на лестничную площадку.
– Обед уже остыл, – недовольно сказала она.
Константин Саввич постеснялся спросить, какой это был обед – новый или все еще тот, недельной давности. Юрка открыл дверь комнаты родителей, чтобы рапортовать о полете. В приоткрытую дверь Константин Саввич увидел Аллу, сидящую на диване рядом со странной женщиной в длинном желтом платье. У женщины были крупные черты лица и высокая, собранная в узел прическа. Женщина обнимала Аллу за плечи.
Увидев детей, женщина в желтом вскочила на ноги, оказавшись огромного роста. Она сграбастала Витьку и Юрку обеими руками и стала кружить их. Внуки весело орали. Константин Саввич ничего не понимал.
– Здравствуйте, Константин Саввич, – басом сказала женщина и сделала неловкий книксен с внуками на руках.
«Игорь!» – наконец-то догадался Константин Саввич и пробурчал:
– Здравствуй, здравствуй… Что за маскарад?
– Игорю дали главную роль! – сияя, объявила Алла.
– Женскую, – добавил Игорь, кокетливо подмигнув Константину Саввичу. Тот на всякий случай нахмурился, а женщина в желтом платье, стащив с себя парик, стала стучать им в грудь, причитая: – Ну, женщина она, женщина! Я, ей-богу, не виноват! Английская женщина из английской сказки! Положительная роль!