Самарянка
Шрифт:
Ольга обратила внимание на едва заметные, но уже наметившиеся морщинки внизу от уголков губ.
– Старуха, – недовольно отметила про себя и, расчесав волосы, снова стянула их в плотный узел.
На выходе ее остановили две невесть откуда появившиеся молоденькие, ярко накрашенные девчонки:
– Эй, закурить не найдется?
– Бросила, – ответила им на ходу Ольга.
– Чего так? – насмешливо услышала вдогонку. – Здоровье слабое или мама не велит?
Ольга на секунду остановилась и посмотрела
– Ну что, накурилась? – нагловато спросил один из них, меряя Ольгу взглядом с головы до ног.
– Накололась, – в тон ему ответила Ольга. – И «дряни»[7] наглоталась. Проверять прямо тут будете или опять в свой гадючник потащите?
– Что-то ты, красавица, слишком осмелела, – подключился второй, – смотри, как бы мы тебе не испортили настроение с утра пораньше.
– Да уж вы если кому-нибудь не испортите его, то, наверное, потом целый день как оплеванные ходите, – буркнула Ольга.
– Поговори еще, – стараясь напустить на себя важности, снова оборвал ее первый. – Мы тебя всюду обыскались. Пошли в дежурку.
– Господи, как вы мне все надоели, – вздохнула Ольга, предчувствуя продолжение ночных расспросов.
Войдя в дежурное помещение, она увидела там, кроме уже знакомого милиционера, парня лет двадцати пяти. При появлении Ольги все сразу замолчали, а незнакомец, повернувшись всем корпусом к вошедшей Ольге, стал ее с любопытством бесцеремонно рассматривать. Было видно, что речь шла именно о ней.
– Наверное, уже настучали кому–то, – подумала Ольга.
Но дежурный развеял ее опасения. Кивнув на нее, он с ухмылочкой обратился к своему собеседнику:
– Вот тебе, Павлуша, попутчица. Смотри, не обижай и не вздумай шалить, а то греха потом не замолишь вовек. Боженька тебя за будущую монахиню Гаевскую крепко накажет.
– Это кто – она, что ль, монашка? – изумился незнакомец, по-прежнему не сводя с Ольги глаз. – Все, решено: тоже иду в монастырь. У вас там найдется местечко?
– Становитесь в очередь, товарищ, – рассмеялся дежурный, – за нами будешь. Сначала мы, а ты потом. Уважь старших по званию и возрасту. Как там в песне поется: «Старикам везде у нас почет!» Так-то, братец!
– Нет, мужики, конец света какой-то! – незнакомец встал со стула и вплотную подошел к Ольге. – Уж если такие девчонки в монастырь подались, то нам ничего другого не остается, как драпать следом за ними. В этом грешном мире больше нечего делать.
Ольга посмотрела на незнакомца, потом на дежурного:
– Чего звали?
– Да вот, Ольга Васильевна, – дежурный с трудом подавил смех и кивнул в сторону того, кого звали Павлом, – Павлик, старый мой товарищ, едет как раз в ту сторону, куда и вы путь держите, если, конечно,
И опять закатился смехом.
– Ты не сердись на него, – сказал Паша, выйдя из дежурки вместе с Ольгой, – чего на них, убогих, обижаться?
И, подмигнув Ольге, запел:
Как надену портупею –
Все тупею и тупею…
– Красивая женщина – она и в Африке красавица, – продолжал он, как бы оправдывая дежурного.– Особенно в нашем захолустье. А у Петровича после того, как его по голове куском арматуры «угостили» при задержании, так «башня»[8] малость и повредилась. Жалко мужика, хороший опер был. С тех пор дальше дежурки никуда не пускают, чтобы дать хоть до пенсии дотянуть. Вот и держат тут: с бомжами вокзальными возится, проститутками да шпаной всякой.
Ольга молчала. Выйдя на привокзальную площадь, Павлик показал ей на старенький, замызганный грязью серый «опель»:
– Садись вперед, сзади там уже две попутчицы сидят. Они с нашего поселка, торгуют здесь, а я заберу еще одну для полного комплекта – и в путь.
Вернулся он действительно быстро в сопровождении полноватой женщины с корзиной и двумя ведрами. Уложив всю поклажу в багажник машины, Паша плюхнулся за руль и повернул ключ зажигания.
– Ну что, бабушки–старушки, ушки на макушке, – весело подмигнул он попутчицам, – вам какой рок включить – тяжелый или не очень?
– Ой, Паша, – отмахнулась от него сидящая посредине, – у нас и без твоего рока сумки такие тяжелые, что руки оборвались. Развлекай лучше свою соседку, а нам такая музыка не по ушам. Мы свое уже отпели и отплясали. Последнюю песню вот пропоют над нами – «со святыми упокой» – и будет нам вечный покой.
– Ей нельзя, – ответил Паша, выруливая со стоянки, – она хоть и молодая, но слишком серьезная. В монастырь едет.
– В наш Заозерный? – оживились бабульки. – Да кто ж туды едет в такое время? Летом надо ехать, когда тепло и сухо. Летом хорошо отдыхать, это правда, грибы косою косить можно.
– Так ведь она не отдыхать туда едет, – взялся объяснять им Паша, – а молиться. Монашкой, стало быть, хочет стать.
– Монашкой? – изумленно в один голос воскликнули старушки. – Это за что ж ты себя, милая, так решила наказать? Там доживают свой век такие как мы, уже никому ненужные, а ты-то, голубушка, зачем себя в гроб вздумала живьем закопать?
– Вот и я ей о том же самом талдычу, – начал снова развивать эту тему Паша, но тут Ольга решительно повернулась к нему:
– Останови машину, умник!