Самая настоящая любовь. Пьесы для больших и малых
Шрифт:
НИНА. «Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, оттененным длинными ресницами взглядом, густою черною косою, два раза обвивавшею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью…»
Стук в дверь, входят Вереева и Казанкова Элеонора Игоревна, мать Нины.
ВЕРЕЕВА. Не помешаем?
КАЗАНКОВА. Здравствуй, Нина. Читаешь ему? А он разве слышит?
НИНА. Не исключено. Хотя он ничем не показывает.
КАЗАНКОВА.
НИНА. Нет, мам, все нормально.
ВЕРЕЕВА. Я говорю ей: сходи домой. Все равно медсестры приходят.
НИНА. Вдруг он очнется, а меня не будет?
КАЗАНКОВА. Думаешь? Нет, ну да, конечно. Будем надеяться.
Пауза. Казанкова, пригорюнившись, смотрит на Антона.
НИНА. Не смотри так.
КАЗАНКОВА. А как? Я нормально смотрю. (Вереевой.) Будто спит.
ВЕРЕЕВА. Да.
Пауза. Вереева ждет, когда уйдет Казанкова, а та ждет, не выйдет ли Вереева.
Затемнение.
Нина сидит у кровати, читает.
НИНА. «В пять часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно, но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствующие первые спуститься с высот…»
Входят Казанкова и Вереева.
КАЗАНКОВА. Здравствуй, Нина.
НИНА. Нас двое тут.
КАЗАНКОВА. Ну да, конечно… (Как-то неопределенно шевельнувшись туловищем в сторону кровати.) Здравствуйте… Проведать вот пришла. Вас.
Садится на стул, улыбается Антону, будто он может видеть. И вдруг лицо ее меняется.
КАЗАНКОВА. О, господи!
ВЕРЕЕВА. Что?!
КАЗАНКОВА. У него глаза открыты!
НИНА. Ну и что? Он, как все люди, то спит, то не спит.
КАЗАНКОВА. И видит?
НИНА. Может быть.
КАЗАНКОВА. Антоша, это я! (Машет рукой. Причитает.) Да и что же ты сделал-то, родной мой, что же ты умудрил над собой!
НИНА. Мама!
КАЗАНКОВА. А что? Я же от доброты! Жалко же человека!
Затемнение.
И опять Нина сидит и читает.
НИНА. «Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянною злобой…»
Торопливо входит Казанкова.
КАЗАНКОВА. Еле пустила прислужница или домработница, или кто она там у них. Богато живут! Нина, давай поговорим, пока можно. Нина, так нельзя. Ты себе сумасшествие заработаешь. Год прошел с лишним, я у врачей спрашивала: голый номер, Нина. Овощем он останется, навсегда. Ты университет закончила, у тебя будущее, я тебе помогу на ноги встать. И с какой стати? Ты постой, послушай! Что он, замуж тебя звал? Он вообще кто был, ты подумай? (Указывает на Антона.) Папенькин сын, учился кое-как, только на машине за девочками гонялся… (Поспешно.) Ладно, не мое дело, не судите, как говорится, и вас да не привлекут, пусть он был хороший, пусть, раз он тебе нравился, но теперь-то что? Двадцать лет он будет лежать, и ты двадцать лет просидишь с ним? Нина! Я к разуму и совести твоей обращаюсь, ты пожалей мать! Да если бы он очнулся, я бы тебя первая своими руками за него замуж отдала, тем более парень, действительно, неплохой, а потом совсем бы выправился. (Нина смотрит перед собой остекленевшими глазами.) Нина? Нина? Нина, ты что? Ты тоже, что ли, оглохла? Доча, не пугай меня!
НИНА (берет книгу, читает вслух). «Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянною злобой…»
Затемнение.
Светик сидит в кресле, дремлет. Потягивается, встает. Смотрит на Антона. Водит рукой над его глазами. Отходит к окну. Подкрадывается к изголовью кровати и внезапно возникает перед лицом Антона, выставив руки, пугая:
СВЕТИК. У!
Смотрит. Никакого результата. Из другой комнаты выходит Нина.
НИНА. Что тут?
СВЕТИК. А? Да нет. А что?
Затемнение.
В комнате вечерний свет. Слышна музыка. Смех. Нина сидит у кровати. Открывается дверь, входит Вереев с бутылкой шампанского в руке и в колпаке Деда Мороза.
ВЕРЕЕВ. Извини. С наступившим. Шампанского глоток? Один? А?
НИНА. Нет.
ВЕРЕЕВ. А пойдем к нам? На пять минут. Ничего не случится. Пойдем?
НИНА. Нет, спасибо.
ВЕРЕЕВ. И одета ты – будто не праздник. Антону это неприятно. Надень платье, у тебя такое есть…
НИНА. Черное?
ВЕРЕЕВ. Да. Оно стильное такое. Мне очень нравится. И он будет рад.
НИНА. Да, наверно. Сейчас.
Она идет в другую комнату. Вереев становится на колени перед кроватью.
ВЕРЕЕВ. Сын. Я тебя поздравляю. Вставай, а? Хватит уже. Вставай, я тебя прошу! Для кого я строил этот дом? Для тебя и твоих внуков. Где внуки? А жена второй раз рожать боится. Говорит – поздно. Жена – это твоя мать. Я предлагаю взять ребенка в детдоме – ни за что. Боится, что он тоже умрет. …В лесу родилась елочка. Давай споем вместе. Дуэтом. Помнишь, как мы пели? Ты не можешь этого помнить, я не пел с тобой эту дурацкую песню. Ты думаешь, это ты в аварию попал? Нет, это все в аварию попали…
Он оглядывается, видит что-то сквозь щель двери, откуда пробивается свет. Встает, идет туда. Распахивает дверь.
НИНА. Я еще не успела, вы…
Вереев входит, закрывает дверь. За дверью какие-то звуки.
Издали взрыв смеха и музыка.
Затемнение.
У кровати Антона – Светик. Дверь из коридора открывается, Нина стремительно идет в свою комнату. За ней идет мать.